– Захлопнись! Здорово, Бро. Слышишь, ты чем занят?.. – его голос отвлек меня от раздумий. – Опять жрешь, что ли?.. Я тебе отвечаю: я тебя в зале запру. С двумя морковками и пакетом овсянки… И, кстати, о морковках. Слышал про «Велик»?.. Да, пиздец. Две наши дуры и чья-то третья, – он послушал, приложив трубку к другому уху и рассмеялся. – Не-е, страшная… Ничего ты не пропустил. Съезди, свози Попову в больничку… С хера ли бы она пострадала? Ты че?.. Она, как обычно, жертва чужих амбиций.
Кан швырнул телефон в пустой подстаканник между сиденьями и еще раз приказав мне «перестать выть», вдавил в пол педаль газа. Жертвой, видимо, была я.
– Я виновата, что Катька решила в меня влюбиться?!
– Ну, что ты? Конечно, нет…
Выплеснув первый истерический залп, я достала салфетку и уткнулась в зеркальце, вытирая расплывшуюся тушь. Замолчала, стойко и яростно: пусть сам все поймет. Сволочь!.. Но Дима совсем не искал ключей к моему молчанию. Он ткнул пальцем в магнитолу и салон заполнился тягучими хрипами Элиса Купера, который пел свой «Яд».
Джип пролетел поворот на Ленина.
– Э-э, – нарушила обет молчания я, беспомощно вывернувшись в кресле. Моя четырнадцатиэтажка стремительно исчезла за поворотом.
– А-а?.. – мыслями Дима был так далек, что, если он и понял, почему я так трагично молчу, его это не задело.
– Ты пропустил поворот!
– Мы едем
Я вновь умолкла. Уставилась на летящую за окном дорогу. Дома слились в серую, испещренную оранжевыми полосками, пелену. Изредка, мимо нас с грохотом и музыкой, пролетали другие автомобили, но по большому счету дорога была пуста, и Дима гнал машину под двести.
В первый миг я даже не поняла, что он спросил о чем-то. Оглянулась недоуменно через плечо. Кан пристально смотрел на дорогу, мертвой хваткой вцепившись в руль. Его ногти на кончиках стали багровыми.
– Ты понимаешь, что она тебя не просто присвоила, она тебя уже проглотила и переваривает? – повторил он, выключив музыку.
Голос был спокоен, поэтому я решила, что могу огрызнуться.
– Тебе достается меньше ласк, или что?
Оправданиями Дима не унижался.
– Я тебя щас так приласкаю, что ты навеки дерзить разучишься! – джип
Я схватилась рукой за дверную ручку.
– Едь медленнее! Ты думаешь, что будет с детьми, если ты разобьешься?!
Кан выдохнул, сбрасывая скорость.
– Их заберет моя мать.
Он отвечал спокойно и взвешенно. Очевидно, уже давно все решил.
– А я?
– А ты со мной разобьешься, – ответил Кан просто и я, обалдев, умолкла.
Мы выехали за город и мощные фары джипа выхватили из мрака кусок дороги. То тут, то там на асфальте зияли пробоины, и Дима маневрировал между ними, как в компьютерной игре. Мелкие камешки стучали о днище джипа.
Меня трясло на сиденье.
– Куда ты меня везешь?.. Ты хочешь убить меня?..
– Заткнись! – шепнули бледные губы.
Он сжал их снова. Так крепко, что рот превратился в тонкую линию; вытертый побелевший шов на кожанке. Я разрыдалась, глядя в окно. Молча и яростно. До боли в горле, до трясущихся плеч. Если бы Дима остановил машину, выстрелил мне в голову и поехал дальше, – оставив тело лежать посреди дороги, – это было бы гуманнее, чем то, что он делал со мной сейчас.
Я вспомнила почему-то, нашу первую брачную ночь. Как проводив гостей, мы с ним упали в постель и… старомодно уделали его простыни кровью.
Кто бы знал, что так легко избавиться от ребенка? Всего-то пара толчков и готово, а я-то на аборт собралась. Врачи сумели предотвратить выкидыш, но больше Дима не рисковал. Конечно, говорил, что все временно. Что подождет, пока я рожу, потом наверстает…
Я родила. С кем он наверстывал, я не знала.
Я снова всхлипнула. Есть такие мужчины, что ставят мать своих детей в специальный стеклянный ящик с подсветкой. С табличкой поверх стекла «Не ебать!» И продолжают жить; семейной и личной жизнью.
– Значит, теперь ты встречаешься с этой девкой, – постановила я медленно. – Которая завтра вместо Сони работать пойдет… Понятно.
Кан зло выдохнул, на миг закатив глаза. Джип вновь ускорился, – всякий раз, когда Диме хотелось сдавить мне шею, Дима давил на газ. Он набычился, крепче ухватился за руль, широко расставив напряженные локти: машина то и дело подскакивала на встречных колдобинах. Потом вдруг полетела плавно и ровно: мы выехали на асфальтовую дорогу, ведущую к коттеджному поселку. И Дима заговорил. Медленно; сухо. Отмеряя слова, словно отливал из них пули.
– Месяц почти… Да, месяц! Месяц, как ты переехала!.. Ты хоть раз, хоть голову к моему приходу помыла, не говоря уже о том, чтобы как-то там интерес проявить? Я думал: ладно, девочка пережила такой стресс… Я думал: будь терпеливее. Девочка чуть не умерла… Ей нужно время. Ей нужно оправиться, будь терпеливым… И что же в итоге? Я был терпеливым и что получил взамен? Мало того, что ты мне в наглую изменяешь, ты еще смеешь меня чем-то попрекать!
Я задохнулась от возмущения:
– Прости, что спрашиваю, но ты охерел?! Что именно ты называешь изменой?