– Мы три часа искали тебя по лесу с собаками, – напомнил он, стараясь не закричать. – Три. Гребаных. Часа.
– Я заблудилась.
– Какого черта ты вообще пошла в лес?!
– Потому что не могла больше сидеть взаперти! – выкрикнула я. – Понял?! Мне надоело сидеть в тюрьме! Надоело, ясно тебе?! Я не упырь, как ты. Мне нужен свет и даже, представь себе, солнце!
Какое-то время он колебался, но неприязнь взяла верх. Я уже давно догадывалась, что Диме так же противна, как он мне. Но никогда не набиралась храбрости сказать это вслух. Он уставился на меня, широко распахнув глаза. Снова взял себя в руки, провел по лицу ладонью.
– Почему ты вечно усложняешь все, что так просто?.. – спросил Кан с горечью. – Я что, держу тебя взаперти?.. Здесь целый день сидит Толя. С машиной, – он снова начал вскипать. – Или, по-твоему, он сидит здесь, чтобы ты швырялась в него погремушками?! Почему ты к Андрею не съездишь, хотя бы волосы привести в порядок?! Сколько раз я тебя просил перестать их грызть?! Съезди к Соньке. По магазинам пройдись… Я не знаю… Зачем тебе понадобилось тащиться в лес?
– Я хотела, – сказала я, стараясь не разрыдаться, потому что знала, как он это ненавидит, – я хотела просто побыть одна. Ты вывез меня за город и даже права получить не дал. То я беременна, то нестабильна, то еще что-нибудь. Я не хочу, чтобы меня возил Толя. Когда тебя нет, он смотрит на меня, словно на пустое место, на котором кто-то насрал. Знаешь, каково это? Быть пустым местом не только для тебя, даже для твоих быков, которым ты сделал лоботомию!
– Хватит! – оборвал он. – Не смей унижать людей, которые не могут ответить тебе на равных, понятно? Помнится, ты сама хотела за город.
– Тебе помнится только то, что выгоднее ткнуть мне под нос. Дом нужен был тебе! А я всегда хотела жить в городе.
Кан почесал в затылке.
– Ну, хорошо. Хорошо! Без проблем. Хочешь жить в городской квартире? Ладно! Живи! Это все, или ты еще что-то хочешь?
Я растерялась. Нет, я догадывалась, что и ему наш семейный плот совсем не по вкусу. Но что он так вот, запросто, позволит мне съехать…
– Что насчет моих детей? – от неожиданности, брякнула я.
–
– Но!..
– Я не отдам тебе детей. И не позволю оставаться с ними наедине, пока ты не начнешь, по крайней мере, вести себя адекватно!.. Взгляни на себя, – тут он не сдержался и все его чувства хлынули на меня, как поток помоев. Протянутая рука, казалось, источала неприязнь, как воду из шланга. – Ты просто взгляни, на что ты стала похожа!..
Слова стали не нужны.
НОЯБРЬ 2004.
Глава 1.
«Возвращение блудной дочери».
– Надеюсь, – сказал Чуви, – ты не влюбишься в Катю.
Он стоял у окна, прислонившись спиной к подоконнику и грыз ногти. По контрасту со стоящим за спиной фикусом, Чуви казался еще меньше, чем был. И еще язвительнее. Из прежнего состава нас осталось лишь двое. Тимур уехал, Полковник уволился, Просто-Дима шуток не понимал, а Катя обижалась на все, на что можно было обидеться. На то, что нельзя обидеться, Катя обижалась вдвойне. Вот и сейчас, стоило Чуви сказать, чтобы я в нее не влюблялась, она подскочила над стулом и убежала прочь.
– Она – лесбиянка?
– Фиг знает.
– Подарю ей экземпляр «Секс – андэ!»
На этом наш разговор себя исчерпал.
Я грустно погладила бывший Тимин стул. Положив на всех моделей города, моя «подружка» уехал работать в Китай. То ли гидом, то ли фотографом. «То ли хостесс!» – как, подмигнув мне, намекнул Шеф. На этом шутки закончились, ибо Катя, строго и деловито поставила Шефа на место, затем – туда же установила Долотова. И посмотрела на меня так преданно, что я даже растерялась. То ли вкусняшку кинуть, то ли за ухом потрепать.
Планерка превратилась в поминки.
Рисуя цветочки в новом ежедневнике, остро пахшем кожей, я хмуро, исподтишка, косилась на Катю. Новая фотографша сидела на краешке стула и хватала задания на лету. Не то, что Тима, который вздыхал, стонал и глаза закатывал. Даже сама себя назначила на два заявленных мною интервью. Мне больших трудов стоило вежливо объяснить ей, что я одна работаю. Без свидетелей.
Шеф вскинулся было. Явно хотел спросить: «Кан не учил тебя избавляться от лишних свидетелей?» Я даже обрадовалась, приготовившись ему остроумно ответить. Но Катя сдержанно кашлянула, глянув на Шефа, Шеф посмотрел на Катю и промолчал.
Она откинулась на спинку своего стула и ободряюще улыбнулась мне. Мол, не боись, я тебя прикрою. Я не ответила на эту улыбку. Только затосковала. Вспомнила, где мы с ней пересекались. Это была та самая, пусть и похудевшая изрядно, бабища из «Инфинити». Та, что встала из-за стола в тот памятный вечер знакомства с Сонечкой, хлопнула себя по бедру, и поперла на гопников, со словами: «Куд-да! А белый танец?!»
Внутренне побледнев, – внешне я все еще была такой бледной, что даже Дима рядом со мною казался румяным, я вместе со стулом слегка отодвинулась. Катя сделала вид, что не поняла. Раздавив сигарету в пепельнице, придвинулась ко мне снова.