Секс в Мегаполисе 2

С женой он давно не был счастливым и влюблённым. Тогда как с ней, Инной, ощущал каждую неделю. За эти два три часа он набирал мужскую силу и жил полноценно до следующих выходных, успешно идя вверх по карьере. Инна была ему нужна, как некий трамплин. И она боялась в это поверить, гоня от себя эту мысль, считая, что это любовь. Однако он всегда спешил оставить её наедине, ссылаясь на свои дела. И она его никогда не удерживала, зная, что он непременно вернётся. Он не может не вернуться после столь пылких и нежных объятий такого неимоверно классного секса. Инна отдавала ему всю себя, тогда как та другая не подпускала к себе, считая, что любые лишние движения и, конечно же, эмоции могут навредить плоду.

О. Б. порываясь, спешил уйти, оправдываясь кипой дел, говоря, что он должен бежать на работу, и она его отпускала…

…Так и тогда он стоял у входной двери с собранными цветами в руках, неловко улыбаясь как бы прячась за них. Ей было больно это видеть и сознавать, что на сегодня у него на первом месте та другая. Да было очень больно, в мозгу шёл настоящий бой за любовь, но Инна все же его выиграла, не подавая вида как ей больно. Тот пообещал, что скоро вернётся, и она сделала вид что поверила. Он со спокойной душой вручил ей цветы, достав кольцо, не обращая на неё внимания, одев на палец, чмокнув, скрылся за дверью.

Осев на корточки перед дверьми она, всхлипывая, разревелась. Чего ей стоило чтобы не крикнуть: «Пошёл вон!» – когда он надел кольцо. Внутри неё всё кипело.

Ей хотелось кинуть ему в лицо его дежурные розы, если не сказать, плюнуть и вытолкать за дверь, но она сдержалась.

Только сейчас оставшись наедине с собой, она выпустила из себя боль. Просидев у двери пару минут, размазав по щекам слезы, направилась в ванную.

Там посмотрев на себя в зеркало, зло сказала:

– Сволочь!»

Потом набрав воды в ванну, бросила в неё розы, те старались держаться на плаву. Скорее, всё ещё не отойдя от обиды, стала их топить двумя руками, но цветы противились вновь всплывая. Тогда она, злясь, стала ощипывать бутоны, разбрасывая их по ванной. Ей стало страшно, она провела параллель со своей любовью, подчёркивая, что её нет. Взяв с полки губную помаду, написала на зеркале: «Сволочь!» Разревевшись, выбежала.

Оказавшись на кухне, откупорив бутылку красного вина налив сразу в два бокала, залпом выпила один за другим, дрожа буквально всем телом от беспрестанных рыданий. Ей было противно: всё и вся и этот лживый мир и О.Б. и его жена, даже их будущий ребёнок. Не выдержав ненависти, что окутала её с ног до головы, на ватных ногах поспешила в спальню, плашмя упав на постель, тут же уснула глубоким сном.

Проснувшись за полночь, блуждая по квартире забредя в ванную ступая босыми ногами по лепесткам поскользнувшись, разозлившись, прежде всего на саму себя дала слово: больше не истерить. Подумав, что в их отношениях есть и милые приятные моменты, вспомнив о недавнем сексе уже с улыбкой на лице умывшись, подытожила: «А всё равно он мой»… – думая о новой встрече с ним…

…Временами Инна мечтала о встрече, а иногда хотела, чтобы тот её бросил. Но это никогда не произойдёт, по крайней мере, по его инициативе. О. Б. слишком постоянен в своём желании, иметь любовницу, желательно не приносящую ему массу проблем. Он бежал от них как чёрт от ладана. Да и она не хотела искать каких-то подвернувшихся мужиков.

Привычка – сильная привычка, а О.Б. её слабость и привычка. Инна просто не смогла бы уснуть в чужих объятиях, вообще не могла уснуть без своего Олежки. Раньше в бытность, она с ним могла спать сутками, но если не сутки, то 10–12 часов, как правило, точно.

Она понимала, что боялась встреч с ним; это значило идти на поводу его прихоти, а ещё больнее на поводу лжи. Решив, что надо что-то менять, начала, с замка попросив соседа не в службу, а в дружбу поменять сердцевину. Тот не преминул это сделать, так как был рад услужить такой симпатичной женщине, тем более что пытался ухаживать за ней, и это было слишком заметно. Заменив замок, закрывшись на ключ, Инна пошла спать. Пусть без объятий О. Б., считая, что теперь надо привыкать. Она была зла на него, за то, что тот при ней надел обручальное кольцо, этим показав её второстепенность. Простить?! Значит, согласиться быть его сексуальной наложницей. А вот этого она не хотела. Она хотела честных открытых отношений. Любви! Конечно, ей хотелось, как и ему через секс испытать сильные чувства, но не хотелось уподобляться проститутке: пришёл, ушёл, мол, ничем не обязан. Взрослая жизнь до сих пор была ей не понятна. В ней по-большому счёту никому не интересна чья-то душа. У всех на уме: кого-то раздеть, перед кем-то раздвинуть ноги, через несколько минут интима разбежаться; в лучшем случае чмокнуть в щёку, сказав: «Прости, надо бежать».