Секс в семье и на работе

Мне ее стало жаль. В духовном плане она от меня получила очень много. В том числе я рассказал ей о занятиях психологией. Теперь надо было как-то организовать сексуальную встречу. Я хотел ей дать и хороший секс, а может быть, себя продемонстрировать. От нее я в этом плане ничего хорошего не ждал. Думал, что и здесь я ей буду учителем. Я же не знал, что она опытней меня.

Уже на организационном пресексуальном этапе начались мои мучения. Двадцать лет супружеской верности сделали свое дело. Выяснилось, что потерял все навыки тайных ухаживаний, у меня не было организационного опыта, я не хотел засвечиваться. В общем, тянулось все это довольно долго. Когда же мне удалось все увязать, она отказалась от встречи, ссылаясь на морально-этические нормы. Я был несколько раздосадован, но не более. Сказал, что будем заниматься делом, а о сексе забудем. Все вошло в обычное русло. Она мне пела дифирамбы, я их слушал. Она раскаивалась, обещала, что больше не будет так вести себя. Я был непреклонен, но не очень, хотя и отказался что-либо организовывать. В это время я был приглашен на одну научную конференцию. Она также добилась, чтобы ее туда направили. И вот тут мои сексуальные фантазии разыгрались. Хочу напомнить, что все это происходило на фоне моих конфликтов с женой. Секс там состоялся, но я перегорел, продемонстрировать свои лучшие качества мне не удалось. Но она, как я думал, все поняла. Психологические отношения не изменились, а, пожалуй, углубились. Мы стали подумывать о том, чтобы начать жить вместе.

Но тут у меня начались служебные осложнения. Идей было много, но в диссертацию не укладывались. Не получалось как-то оформить. В общем, я был занят собою и не заметил, что она потеряла ко мне интерес. Правда, и я выглядел не лучшим образом.

К этому времени уже и возраст начинал играть свою роль. Мне грозило скорое увольнение из армии, если не защищусь. Когда я просил ее совета по поводу диссертации, она мне говорила, что необходимо провести еще ряд исследований. Я и сам понимал, что желательно это сделать, но время подпирало, и силы были на исходе. Потом мне помогли, но не она, а другие. Она же сказала, что нам стоит прекратить встречи. Это был для меня удар. Если бы я самортизировал и тут же развернулся, я, наверное, не выглядел бы таким старым сейчас. Вот тогда я понял, какие муки испытывал Одиссей. Но если Гомер не мог их описать, то у меня и подавно не получится. Скажу как смогу. Весь свет померк. Не то чтобы я умолял, но по всему моему виду заметно было, как мне тяжело. К несчастью, она еще и крутилась передо мною и демонстрировала свои новые увлечения. Может быть, не демонстрировала, а просто не скрывала. Я пытался не встречаться с ней, но все было заполнено ею, обидой на нее, сожалением, что все разладилось. Жил я только теми минутами, когда она временами была со мной ласковой. Я уже не просил у нее любви, я просил помощи, но она только говорила, что ей хорошо. Мир перестал для меня существовать, точнее, я потерял с ним душевную связь. Свои обязанности я выполнял, но как бы автоматически и, по-видимому, не так уж плохо. Ведь я был профессионалом высокого класса. Кстати, во время чтения лекций я как-то успокаивался. Но заниматься самым важным — оформлением диссертации я не мог. Кроме того, когда я был наедине с самим собой, я все время думал о ней. Это был какой-то калейдоскоп противоречивых мыслей, который не передать на бумаге.

Но особенно убил меня (я-то думаю, что выручил. — М.Л.) один эпизод. Не помню, что я ей сказал, может быть, просил вернуться. Но она с раздражением мне ответила: «Я тебя никогда не любила!» Во мне все перевернулось, ведь я многих женщин обучил просто так. Неужели она расчетливо покупала мое внимание? У меня все помутилось».

Он говорил гораздо больше, но какой смысл все это пересказывать!

Начали мы с ним работать. Прежде всего я посоветовал ему не строить из себя бодрячка, а ходить с таким видом, который соответствует его настроению. Коллектив к нему хорошо относился. Конечно, никому он ничего не рассказывал, но кто понимал, то понимал, хотя многие, как потом выяснилось, так ничего и не поняли. В периоды, когда он ее не видел, он приходил в себя, но как только встречался с ней, так сразу возвращался к прежнему депрессивному состоянию. Кстати, из армии его уволили, но расставаться с ним не собирались, а оставили работать по вольному найму и даже создали благоприятные условия для научной работы.

Вот как описывает он один из моментов своего состояния:

«Когда я с другими — это один человек, когда с нею — совсем другой человек. Вот если бы я с ней мог вести себя так, как веду себя с другими, то, я думаю, она была бы со мной!»