Секс в СССР, или Веселая жизнь

За это скромное подношение райкомовские девчонки скоренько исправили все косяки комсомольской организации Театра имени М., а начальству мы доложили, что у них все в ажуре, можно поддержать выдвижение Гавриловой на премию. Я позвонил Лете и утешил: опасность миновала, но документацию все равно надо налаживать.

– Жора! – задохнулась Гаврилова. – Я тебя хочу… видеть!

– Я тоже!

Спустя неделю жена по обыкновению искала у меня в карманах деньги, чтобы отправиться в магазин, и обнаружила надорванную контрамарку.

– Ну и как спектакль? – с равнодушием, не обещавшим ничего хорошего, спросила она.

– Фигня.

– Мог бы и меня на эту фигню сводить. Мама с Аленой бы посидела.

– Я ходил к ним взносы проверять.

– Неужели?

– Да! Ты не представляешь, как у нее все запущено!

– У кого?

– У Гавриловой.

– Той самой?

– Той самой.

– Значит, она и взносы собирать тоже не умеет… – усмехнулась Нина.

– По-моему, ты к ней несправедлива. Она талантлива.

– Тебе видней. Но если не можешь заработать, – проскрипела жена, презрительно пересчитывая на ладони серебро, – сдай бутылки. На балкон уже выйти невозможно!

– Сдам, – тоскуя, пообещал я.

12. Дом без дверей

Проспаться, побриться, одеться
И жить – без надежд и без чувств.
Семья, мой любимый Освенцим,
Я скоро к тебе ворочусь!

А.

Утром меня растолкала Нина:

– Вставай, алкоголик!

– Почему сразу алкоголик?

– В зеркало на себя давно смотрел?

После пробуждения в теле остался какой-то суетливый испуг. Во сне я искал выход из жуткого запутанного дома, куда пришел на свидание с Летой, а ее там не оказалось. Потом входная дверь исчезла, словно не было, и я метался по душным темным комнатам, скрипя зубами.

– Вечером ребенка забираешь ты! – Жена, опаздывая на работу, суетливо прихорашивалась и нервно одевала Алену, чтобы отвести в сад.

– А ты?

– Я вчера забирала. У меня тоже есть личная жизнь. Понял?

– О да!

– Тебе что – ночью кошмары снились?

– Ты-то откуда знаешь?

– Не первый год с тобой, между прочим, сплю.

– И что?

– Ты ворочался, потел и повторял, как попугай: куда я попал, куда я попал! Зачем тебя в горком-то вызывали?

– Поручение дали.

– А квартиру когда дадут? Не надоело жить на выселках?

– Люди вообще в коммуналках живут. Жека не звонил?

– Еще не набегались? – усмехнулась Нина, постоянно и почти без оснований подозревавшая меня в брачном отщепенстве.

– Киса, ну что ты такое говоришь?!

– Что знаю, то и говорю. За цветы спасибо. Не ожидала. Но астры чаще на могилку кладут.

– Других не было.

– Повторяю для забывчивых: Алену из сада забираешь ты! Только попробуй сегодня выпить! Не опаздывай! Воспитательницы на меня и так волчицами смотрят. Им тоже домой надо.

– Не подведу, бригаденфюрер!

– Ну, я пошла…

Последние слова были сказаны с той особенной интонацией, которая у строгих жен содержит едва уловимый намек на то, что пропащий муж при выполнении определенных условий может все-таки надеяться на понимание и даже невозможное – супружескую взаимность.

– Уходя – уходи!

Я повернулся на другой бок, собираясь доспать, а заодно и найти во сне Лету, но тут из прихожей раздался крик Нины и хныканье дочери.

– Где он? Куда ты его спрятала?

– Он ушел.

– Не ври, мерзавка!

Я поднялся из постели, как из могилы, и побрел в прихожую. Выяснилось, вчера дочь принесла из детсада чужого Крокодила Гену, и его надо вернуть, а он исчез. Пришлось помогать в поисках. Мы перерыли полквартиры, пока не догадались заглянуть в чехол от пылесоса.

– Ты понимаешь, что чужое брать нельзя? – строго глядя в чистые детские глаза, спросил я, пользуясь воспитательной оказией.

– А она унесла мое зеркало!

– Кто?

– Ленка Филиппова.

– Какое зеркало?

– С красками.

– С какими красками?

– Коробочку с зеркальцем и красками…

– Что?! Моя «Пупа!» – побледнела Нина и метнулась к трюмо.

Там в выдвижном ящике хранился ее красильный инвентарь, в том числе черная лаковая шкатулка с косметическими чудесами итальянской фирмы «Пупа». За ней жена в ЦУМе простояла полдня.

– Куда ты ее дела, маленькая сволочь?

– Ленка Филиппова взяла домой маме показать, а мне пока дала Крокодила Гену.

– Врешь! Ты с ней поменялась!

– Не вру.

– А зачем тогда Гену спрятала?

– Я не прятала. Он сам туда залез, – сварливо объяснила Алена, и на ее лице появилось выражение партизанки, взятой при минировании моста.

– Если с моей «Пупой» хоть что-нибудь… хоть что-нибудь… я тебя…

– Она только маме хотела показать.

– Показать? Вот тебе «показать»! Вот тебе «показать»!

– А-а-а…