Секс-защитник по соседству

— Ты иди своей жене рассказывай, а мою отпусти нахуй, — пусть еще не жену, но точно бабу. Мою бабу.

— Илий!

— Закрой рот. Ты сама-то не видишь, что он клеит тебя? Или устала жить с калекой и на член захотелось. Настоящий. А ты глаза не лупи так. У меня ног нету, врезать-то я тебе могу.

— Илий! – зло вскрикивает Лика и тут же уводит застывшего врача вниз. А я глаза закрываю. Не могу здесь находиться. Этот дом. Он полностью оборудован для инвалида. Страшно представить, сколько бабла она сюда влила ради моего удобства. Ради меня. Жалеет. Холит. Лелеет.

А что делаю я? Ровным счетом ничего. Даже работать, и то не могу. Только ною и злюсь.

— Илий, — возвращается она, смотрит обиженно. Ледяным гневом обжигает. – Ты можешь орать на меня, сколько тебе влезет, но не смей позорить при других.

— Ты про упоминание резинового члена? Но он ведь и правда тебе не нравится. Давай другой размер закажем.

Это я настоял на секс игрушках. Самому тошно, но мы должны хоть как-то трахаться. Пусть с помощью приспособлений. Но Лика не может, как следует расслабиться. Сжимается вся и кончить не может. И что я получается, вообще ни на что больше не гожусь.

— Мне перестает нравится твое отношение. Твоя беспричинная ревность. Ты стал… Я здесь с тобой, — тут же тушуется она и садится мне в ноги. А раньше я бы мог заставить ее сосать, а теперь ничего не могу. И это убивает. Выжигает все хорошее изнутри, оставляя давно спрятанных демонов. – Мы должны быть сильнее этого. Мы переживем эту беду и будем счастливы. Нужно только время. Ты же сильный, ты столько всего перенес, столько вынес. Что тебе…

— Ты сестру начала искать? — перевожу тему, потому что ее словесная позитивная терапия заебала. – Прошло три недели.

— К Ломоносову она не попала, значит в порядке.

— Раньше ради нее ты на многое шла.

— И сейчас пойду, — обижается она. – Но она сделала выбор и попросила о ней не беспокоится.

— А если я попрошу, — тут же задаю важный вопрос. И с волнением жду ответа.

— Как только встанешь на ноги и попросишь, тогда уйду, а пока даже не надейся, — поднимается она, отходит и закрывается в своем кабинете. Где обычно готовит домашние задания. Она поступила на учебу в филологический и теперь много времени проводит на занятиях и за уроками.

А я все время думаю, что там на нее может смотреть кто угодно. И она постоянно видит парней своего возраста. С двумя ногами. Нормальных.

А я этим похвастаться не могу. И обижаю ее. Подъезжаю к кабинету. Стучусь.

— Если твое настроение на прежнем уровне уходи, — кричит она через дверь, и я ее приоткрываю, смотрю, как она склонилась к записям и что-то строчит. Тонкий профиль, густые волосы, забранные наверх, крупная грудь и тонкая талия. Таких, как она больше нет. Само совершенство.

Она косит на меня взгляд и поднимает голову.

— Заходи, не стой.

— Ты хотела, сказать заезжай, — некоторые книги по психологии, где учат справляться с признание самом факта инвалидности учат относится к своему положению с юмором. Мне это пока тяжело дается.

После выживания в Афганистане я был уверен, что неуязвим. Шел на любые авантюры. А тут просто пуля. Просто в позвоночник. Лишившая меня возможности, просто трахаться с любимой женщиной.

Она ничего не сказала, только повернулась ко мне и скользнула на пол, как кусок шелковой ткани. Мягко, невесомо. Подползла. Она всегда старается рядом со мной сидеть в ногах. Смотреть снизу-вверх, как раньше.

Тоже поди всякой поеботы начиталась. Но мне нравится. Нравится хватать ее лицо за подбородок, тянуть к себе, целовать мягкие губы. Жрать сладкий рот. Насиловать языком, раз членом не получается.

— Мне нужно найти работу, — отпускаю ее на мгновение и принимаюсь за шею. Слизываю любимый вкус, сосу мочку уха. Ни о чем так не мечтаю, как довести ее до оргазма. И она вначале всегда возбуждается. Я это чувствую. Дыхание частое и руки сразу за плечи цепляются, тело выгибается.

— Сначала поставим тебя на ноги, потом…

— Ты веришь в это… Несмотря на…

— Прошло мало времени. Главное не пропускать процедур. Мы поедем...

— Я не хочу за твой счет… За счет денег твоего отца.

— Ты опять, — злится она и пытается отпрянуть, но даже без ног я сильнее. Одной рукой притягиваю к себе. Другой отталкиваюсь и ложусь на пол, подмяв Лику под себя. – Достал со своей гордостью. Встанешь на ноги, потом отдашь долг, если тебе хочется.

— Не дуйся. Лучше дай свои губки. Дай мне себя, — шепчу я и снова захватываю губы в плен своих. Пью сладость, ласкаю руками любимые дыньки. Обожаю держать их в своих руках. Владеть безраздельно тем, чего так жаждут многие.

Она, ее тело, ее поддержка, все это держит на плаву, не дает окончательно окунуться в отчаяние. Лика богатая, молодая, красивая. Но все равно осталась со мной, только лишь за это хочется не просто сказать спасибо, хочется молится на нее. Что и делаю, надеюсь, что в этот раз получится.

— Илий, перестань, — просит она, когда скольжу вниз губами, вылизываю ключицы и высвобождаю упругие сиськи. Соски сжатые камушки так и просятся в рот, внутри скручивается пружина возбуждения, хочется выплеснуть его.