Секса не будет

Она просится уже второй раз, хотя её только привели. Поразительная наглость. Открывать не торопятся. Вика булькает коньяком. С сожалением оглядывает пустые запястья:

- Будешь покупать мне новые браслеты.

- Может, они вернут, - сама жалею, что влезла. Вика не заслужила все таки этого. С её любовью к украшениям. Ткнула ей в самое слабое место. Третьих в нашу ссору приплела, и какая-то левая баба теперь красоваться будет.

- Побрякушки не вернут, - качает головой Ксюша. - Вам повезло, что простигосподи в другой камере. А то бы они заняли лавки.

- А мы?

- На пол.

Выдыхаю. Шикарно. Тут и на деревяшке этой удобств ноль. И очень душно, даже втроём. И холодно. А коротать время с теми милыми женщинами, ну никак нет желания, чур меня.

- Ну, чего опять? - по ту сторону решётки вырастает человек. Гремит ключами. - Кому ещё надо в туалет?

- Не надо, - говорим с Викой одновременно.

Видели уже. В конце узкого коридора, с дырой в двери и без защёлки. Нам сказали, что там курить можно. Вот это сервис. Лови момент, на халяву же - Ксюшина стратегия.

Жаловалась раньше на соседей? Воистину, все познается в сравнении. Любу расцеловала бы щас. И сыночка ее.

Прислушиваюсь к хохоту за стеной. Мда, некоторым все нипочем, счастливые люди, везде найдут веселье. Кажется, где-то далеко звучит папин голос. Напрягаю уши. Спрашиваю с надеждой:

- Там мой папа приехал?

Парень, прислонившись к стене, роется в телефоне. Игнорирует.

Обиделся, может. Я ему в кабинете столько раз нагрубила. Но с нами как с преступниками обращались. Тот, который за столом сидел - пофигист, а этот молодой деловня, как сто китайцев. Я отказывалась паспортные данные назвать, а они так довольно хмыкнули: ну и ладно, все равно по отпечаткам пробьем.

А откуда у них мои отпечатки, если их никогда не снимали. Это вон у Антона кучу раз.

Интересно, как там парни. Сережа сказал: у Лесенки низкое давление, ее нельзя в камеру, сжальтесь. Если бы он еще не матерился при этом, строгость, может, и смягчили бы, а так их с Антоном скрутили и в другой коридор увели. Отсюда даже не слышно, что там творится. Может, у них второй раунд по боям без правил.

А я послала его ко всем чертям. Со злости. Это же из-за них нас забрали. Тупая ситуация, последние слова не такими должны быть.

Но, значит, есть шанс выбраться живыми, да-да.

Сказать, что все равно его люблю. И я не права, бла, бла.

Возвращается Ксюша, и нас снова запирают. От грусти и скуки пьем её коньяк. Вика больше всех старается.

- Папа Вася в шоке будет, - отбираю у нее бутылку. Пью сама. Наверняка какая-то паленка. А ещё и отжали у бедной Ксюши. Нехорошо. Ну ладно. Мы с Викой теперь обе Купитманы, престарелые кудрявые венерологи-бабники. - Приедет за дочерью, а она в дрова.

- Папа Влад тоже до потолка не запрыгает, - она обувается. Прохаживается по заплеванному полу, расставив руки в стороны. - Вжух, полетели, - изображает самолет.

- Вик, криво.

- Ксюш, криво?

Ксюша моргает. Уже спрашивала, откуда мы знакомы. На случайных людей не похожи, слишком много знаем друг про друга. На подруг тоже, ни одной фразы без ехидства. Ну и не враги точно, для этого надо больше ненависти, а мы уже остыли.

Считаю минуты до утра, а кто-то так же годы считает ведь, бр-р-р.

Е, е, е, это Олеся, и вот щас я в тюрьме. Я не буду бить купола на спине, и не жду передачек извне, выпустите, хватило вполне, вижу рассвет в окне, пора, пора, мы на дне, помогите мне,

йоу.

Ксюша делится знаниями, говорит, что у меня пальцы длинные, подходят витрины вскрывать. Подучиться, ты подумай. Могу свести с кем надо. И я опять не пойму, она шутит или всерьез.

В коридоре кто-то душераздирающе орет.

Торчим рядком у решётки и тянем шеи. Ругаются полицаи под девичий вой:

- У него с сердцем плохо, дайте лекарство!

Затыкаю уши, бензопила, не иначе. Рядом Вика прихлебывает из бутылки, двигает губами. Все словно во сне, неужели у них каждый день так? Свихнуться можно.

В суматохе нас открывают. Лейтенант торопит стайку прибывших: давай, давай, живее.

Отходим и с ужасом наблюдаем, как к нам в камеру запихивают четверых недовольных путан. Короткие юбки, высокие сапоги, сеновал на голове и художественный макияж. Ну, вроде: я художник, я так вижу, тени и помада не разманы спецом, вам не понять гения.

- Что там случилось? - любопытствует Ксюша.

- Отца с дочерью привезли, почикали кого-то, ножичком, - буднично бросает одна из них. - Её отдельно, истерит. У мужика приступ вроде. На полу валяется, - она плюхается на Викину лавку. - Блондиночка, костыли подбери.

Вику ветром сдувает. Ксюша невозмутимо беседует, они знакомы, похоже. Сидим с Викой на самом краю, хлопаем ресницами. Те треплются. Изучают нас насмешливо.

Если две розы воткнуть в навоз. Примерно такая же картинка получится.

- А вы где промышляете, не на дороге? Выглядите прилично. Из элитных? Индивидуалки? - лениво обращается к нам рыжая, Иру напоминает.

- Что?

- Загребли за что?

- За драку.