– Ничего он не делал. Точнее ничего такого, за что можно было проникнуться к нему симпатией. Просто мне не нравилось с ним спать, ибо он мне противен. Собственно, на этом все. Это как есть нелюбимую кашу. Она невкусная и противная, но надо… потому что кто-то говорит надо, – м-да… это однозначно тяжелый случай.
– Извини за вопрос, но раз уж пошла такая пьянка… ты вообще когда-нибудь кончала? Сама, в смысле? Ясен пень, что с этим товарищем нет.
– А это тут причем?
– Хотелось бы знать степень твоего застоя, – ну вот кто меня тянул сейчас за язык?!
– Да иди ты, – как ни странно, после моей реплики Лена не спрыгнула с кровати с возгласом «пошел вон», а даже улыбнулась.
За сорокалетний пробег у меня никогда не было проблем с женщинами, равно как и доверительных разговоров. Все максимально просто. Повстречались – расстались. Даже с женой было все максимально просто. Женились по залету, развелись по обоюдке без каких-либо претензий. Я понятия не имею, что и как надо говорить, чтобы это выглядело не слащаво и тупо. «Ленка, да ты себя недооцениваешь, все будет гуд и никакое ты не бревно. Ща я в этом тебя убедю» Убежду. Докажу. Херня собачья. Человек, который жил с такими установками и мыслями девять лет и шестьсот шестьдесят дней в браке, а именно эту цифру назвала Лена тогда в баре, не растает от моих слов. Теперь уже понятно, почему она вообще запомнила цифру своего брака. Считала, поди и зачеркивала в календаре. Мда… со словами сложно. С действиями проще. То, что надо делать и коню понятно, но до этого надо как-то дойти обоюдно. Желательно, так, чтобы я не ассоциировался с некоторыми товарищами. И как это сделать правильно?
– Лен?
– А?
– Ты когда ко мне приходила, точно секса хотела? Или это так, в качестве эксперимента и с большими усилиями над собой? Только честно. Я не обижусь.
– Хотела. Но не секса, наверное.
– А чего хотела?
– Тебя, – улыбается, пожимая плечами. Это хороший признак. Однозначно. И правильно. Как она может хотеть то, что ей не нравится? А вот то, что хотела меня, а не какого-то там Вована-еблана, жуть как тешит мое самолюбие. Приятно, словно собаке пузо почесали.
– А Вовка остался не при делах? Ты вроде как его рассматривала или что-то изменилось? Не нужен уже?
– Если бы ты меня не перебил сегодня, то я бы договорила до конца о том, что мое «все равно» – было не про то, что ты о нем скажешь, а про то, что он меня не интересует, – о как. Что не минута, то новые открытия. Надо признать – приятные.
– Это хорошо. Больше не буду тебя перебивать. Я просто был очень опечален размерами его рапиры.
– Прекрати, – усмехается.
– Лен, – беру ее за руку. – Давай немного поделимся чем-нибудь этаким.
– Этаким – это что?
– Чем-то очень личным. По очереди. Ты говоришь, что тебе может не понравиться, а я говорю в ответ, что не нравится мне. Ты поняла, о чем я?
– Ты что, пытаешь играть в сексолога?
– Я пытаюсь облегчить твою и мою жизнь. Не воспринимай это в штыки.
– Да я и не думала. Только я вряд ли тебе что-то могу рассказать. Ну, правда.
– Ладно. Я начну с себя, чтобы ты поняла. Мне не нравится, когда женщина царапает мне спину, руки и вообще все, до чего может дотянуться.
– То есть тебе не нравятся следы.
– Типа того. Твоя очередь.
– Мне не нравится…, – замолкает, явно подбирая слова. – Носки.
– Что? Не нравятся мои носки?
– Нет. Мне не нравится, когда аккуратно складывают носки, брюки, рубашку перед самим сексом. Не знаю, как объяснить. Я люблю аккуратность и порядок, но это надо делать не так. В смысле это нужно сделать после, а не до, – шумно вздыхает, вырывая свою руку.
– Я понял. Моя очередь. Мне не нравится, когда женщина сверху.
– Почему?
– Старая травма.
– В смысле? Тебе что-то повредила женщина, когда была сверху?
– Что-то, Лена? Член-то ты можешь произнести вслух?
– Могу.
– Ну так произноси полную фразу.
– Тебе повредили член?
– Нет. Мне повредили психику.
– В каком смысле?
– В прямом. Была у меня одна ба… женщина с большой грудью. И вот она скакала, скакала и ее сиськи тряслись из стороны в сторону возле моего лица. Это было похоже на то, как будто она мне угрожала и пыталась ими убить. В общем, зрелище не для слабонервных. У меня теперь травма.
Вот уж чего я не ожидал, так это того, что Лена начнет ухохатываться в голос. Кажется, даже начала похрюкивать, но тут же приложила ладонь ко рту.
– Прости, но это смешно. Ты ведь соврал, чтобы мне было не стремно о чем-то говорить?
– Вообще-то нет, – вполне серьезно произношу я. – Твоя очередь.
– Демьян, – встает с кровати. – Мне нечего сказать. Правда. Просто мне не нравился он. Ты – не он. Ты – другой. Не надо ассоциировать себя с ним.
– Хорошо, – встаю вслед за Леной и становлюсь напротив нее. – Меня ты еще хочешь?
– Хочу.
– Окей. Ща, погодь, все будет.
Никогда еще я так быстро не раздевался. Рубашка полетела на пол, джинсы на кресло, а носки – в разные стороны, один из которых зацепился за карниз, от чего Лена отрыто засмеялась.
– Круто.
– Ща будет еще круче.
Совершено не стесняясь, запрыгиваю на кровать и, закинув руки под голову, зазываю взглядом Лену.