Секстет

– Ненавижу эту фразу, – ответила Линдсей, вертя открытку в руках. – Это штапм, ужасающая банальность.

– Данте – банальность?

– Нет, не Данте. И перестань, пожалуйста, выпендриваться. Перестань называть меня Линди. Как, по-твоему, это прочесть?

– Думаю, надо отразить ее в зеркале.

Линдсей так и поступила. Текст пригласительной открытки, производивший впечатление арабского, санскрита или иероглифов на невообразимо розовом фоне, сразу же приобрел нормальный вид, однако понятнее не стал.

«Diablo!!!» – было напечатано крупным шрифтом. А внизу помельче краткий призыв с претензией на каламбур: «Лулу повелевает всем всю ночь праздновать Ночь Всех Святых». В углу совсем мелко – адрес и три номера факса.

– Кто такая Лулу? – спросила Линдсей, изучая послание.

– Лулу Сабатьер. Ты ее должна знать, это живая легенда. Ее все знают.

– А ты сам-то ее знаешь, Марков?

– Не совсем, – уклончиво ответил Марков. – Я знаю о ней, а она знает обо мне. А теперь она знает и о тебе и потому пригласила тебя на вечер. Правда, на самом деле вечер не ее. У нее, но не ее. Лулу просто нужна для вывески. Добро пожаловать в Страну чудес, Линди. Ты же знаешь, что могут устроить эти киношники.

– Другими словами, она занимается связями с общественностью? – Линдсей окинула его холодным взглядом. – Так вот, значит, какой это вечер. Боже, дай мне силы…

– Связи с общественностью? Я оскорблен подобным обвинением до глубины души.

– А что же еще? Эти идиотские штучки, зеркальный текст. Очень похоже. Попытка привлечь к себе внимание третьесортными трюками. А что она придумает в следующий раз? Пошлет приглашение азбукой Морзе?

– Между прочим, это идея. Надо будет посоветовать.

– А Diablo? Кто такой Diablo? Или что такое Diablo? Или где?

– Неужели ты хочешь сказать, что ты не знаешь? – Марков даже снял черные очки и смерил ее взглядом, выражавшим жалость, смешанную с презрением. – Линди, детка, где ты была весь прошлый месяц. Может, на Плутоне? Diablo, прелесть моя, это название новой компании Томаса Корта. А Томас Корт – надежда американского кинематографа, и он будет на этом вечере. Лично. Живьем. По крайней мере, Лулу клянется, что будет, хотя, конечно, она не тот человек, чьим клятвам можно верить.

Линдсей в течение некоторого времени переваривала это сообщение. Чувство собственного достоинства возобладало над любопытством.

– Марков, – заявила она твердым тоном, – я не собираюсь туда идти.

– А ты заинтригована… Признайся, что заинтригована. Так и знал, что Лулу удастся подцепить тебя на крючок.

– Ничего подобного. Лулу? В жизни не слышала более дурацкого имени.

– Ее еще называют Пандорой.

– Еще не легче. Марков, у меня принцип – не ходить на такие вечера. Жизнь слишком коротка.

Линдсей тут же поняла, что эта фраза была ошибкой. Губы Маркова изогнулись в довольной усмешке. Он допил кофе и взялся за дело.

– Ты же хочешь изменить жизнь, – начал он. – Или нет? Если мне не изменяет память, радость моя, месяц назад или около того ты говорила…

– Что я говорила, я помню.

Линдсей поспешно встала, быстро подошла к окну и посмотрела вниз, на хорошо знакомые лондонские улицы. Осенний ветер весело кружил опавшие листья, ярко светило солнце. Она отошла от окна, взбила подушки на диване, поправила и без того аккуратно сложенную стопку воскресных газет, оглядела посуду, оставшуюся от ленча, схватила кофейник и налила себе еще чашку кофе, хотя пить его ей не хотелось.

Этими бесполезными действиями она надеялась отвлечь Маркова, но не тут-то было. Он упорно продолжал гнуть свое.

– Ты упоминала о возрасте, – продолжал он все с той же улыбкой, которая всегда ее бесила. – А еще о карьере, а также о доме. Помнится, прозвучали слова «синдром опустевшего гнезда»…

Линдсей тихонько застонала. Одной из самых неприятных черт Маркова была превосходная память. Он всегда помнил все разговоры слово в слово. Неужели она действительно могла так низко пасть, чтобы произнести настолько пошлую фразу? «Опустевшее гнездо»? Да еще этот «синдром»…

– Я, наверное, была пьяна, – возразила она. – Если я это сказала, значит, я была пьяна. Это не считается.

– Считается, дорогая. И я прекрасно помню, ты была трезва как стеклышко… – Марков сделал паузу. – Но при этом ты была в гневе. Даже в ярости. Ты положительно тряслась от решимости. Линди, я был тронут. Я был просто ошарашен…

– Немедленно прекрати!

– «Мне надоело быть редактором отдела моды, – вот что ты сказала. – Я устала от мира моды». Ты собиралась поговорить со своим начальником. Ты с ним поговорила?

– Что, с Максом? Еще нет.

– «Зеленые леса и пастбища иные» – вот что ты декламировала. – Марков вздохнул с оттенком театральности. – Дорогая, ты же еще сказала, что завтракала с каким-то там издателем. Речь шла о контракте, не так ли? И этому издателю – а он, по твоим словам, очень крупная фигура в издательском деле – нужна книга о Коко Шанель. И ты, Линди, хотела ее написать. Все уже было решено. Ты знала, что будешь бедной, но это тебя не волновало. Послушай, а ты действительно завтракала с большой шишкой?

– Нет, я отложила встречу. Мне нужно подумать.