Секстет

Последние две недели выдались довольно хлопотными, но никакие дела не могли заполнить пустоту в жизни Линдсей, которая образовалась после отъезда сына и замужества матери. Она скучала и по своим друзьям Джини и Паскалю, мужу Джини; других друзей, среди которых ее по-настоящему интересовал лишь один, в это время тоже не было в Лондоне, и, возвращаясь после работы домой, Линдсей каждый раз с горечью ощущала, что даже в родном доме можно чувствовать себя безнадежно одинокой.

Поэтому накануне Дня Всех Святых, последнего дня этапа духовного исцеления, Линдсей сдалась. Ей не раз приходилось слышать от своих знакомых, что приглашения к Лулу многого стоили. И хотя Линдсей не питала особой веры в подобные заявления и еще меньше – в сами приемы, она вдруг поняла, что в результате какого-то таинственного внутреннего процесса приняла решение пойти на пресловутый вечер. Еще пять минут назад, стоя под душем, она колебалась, а сейчас, заворачиваясь в полотенце, уже твердо знала, что обязательно пойдет.

Она надела красное вечернее платье, тут же сняла его, раздраженно швырнула в угол, вынула из шкафа черное. Она выбрала свои самые красивые серьги – прощальный подарок Джини: две капли бледного жадеита, казалось, жили загадочной собственной жизнью, в какое-то мгновение они вдруг начинали дрожать и мерцать, хотя она не делала ни малейшего движения.

Уже вечером, когда стемнело, ей пришлось несколько раз прямо в чулках сбегать по лестнице на звон дверного колокольчика. Она вручила плитку шоколада маленькой ведьмочке и ее брату-висельнику, дала пакетик карамели оборотню и восточные сладости целому выводку скелетов и их мрачному папаше с головой, рассеченной чуть ли не пополам ударом топора. Когда она уже выходила из дома, ее перехватили горилла и вампир, и, не имея при себе ни сладостей, ни мелких денег, она сунула в мохнатую лапу удивленной гориллы пятифунтовую бумажку.

Примерно через час Линдсей, уже порядком устав, ехала в своем маленьком автомобильчике в восточном направлении. Она была неважным водителем. Этот факт часто констатировал Роуленд Макгир – вполне по-дружески, без обиды, но неодобрительно. Теперь, даже несмотря на отсутствие Роуленда, Линдсей была полна решимости доказать, что он не прав. Но, увы, ничего не получилось: как она и боялась, она заблудилась в темных улочках портовой части Лондона. Ну что ж, значит, и в этом Роуленд Макгир был прав.

3

–…Темза, – проговорила Линдсей, глядя на белое, бескровное лицо незнакомого, невероятно высокого и худого мужчины. Собственно, лица как такового она почти не различала в сигаретном дыму и каком-то странном тумане, наполнявшем весь огромный, битком набитый людьми зал, но особенно плотном в этом углу, куда ее принесло и выбросило наряду с прочими обломками кораблекрушения.

– Что вы сказали? – переспросил ее собеседник.

Бледнолицый мужчина стоял, прислонившись спиной к колонне, к которой его прибило несколько минут назад. К его правому локтю прижимался толстый коротышка с конским хвостом, державший в одной руке бокал, а в другой – огромную креветку. Он нудно разглагольствовал о фильмах Скорсезе.

– Какая съемка! – восхищался он. – Какие планы! Вы помните эти кадры, снятые в движении?

Следующая порция плавучего человеческого мусора ударила Линдсей в спину. Она покачнулась, но устояла. Линдсей приехала сюда с большим опозданием: к тому времени большая часть гостей уже успела поднабраться. Линдсей беспомощно оглядывалась по сторонам. Больше всего это помещение было похоже на палубу авианосца, здесь действительно свободно разместилось бы несколько самолетов, причем авианосец, по-видимому, шел ко дну – палубу уже заливало. До ушей Линдсей долетали брызги несвязных разговоров, то справа, то слева вздымалась очередная людская волна, она не могла даже толком разглядеть, что творится вокруг, поскольку Лулу Сабатьер распорядилась выключить свет. Все это огромное пространство с обескураживающим переплетением железных лестниц, какими-то выступами, верхними галереями, арочными проемами, которые могли вести куда угодно или не вести никуда, было освещено только свечами. В центре палубы стоял огромный диван алого цвета, к которому пытались пробиться все гости, как будто это была спасательная шлюпка. А под своими ногами Линдсей ощущала дрожь и какую-то таинственную энергию, будто там внизу, в чреве гигантского судна, с ревом вращались турбины. Энергия этой гигантской машины почему-то оказывала стимулирующий эффект, Линдсей чувствовала, что эта энергия влечет ее через тьму и дым к какой-то важной, хотя и неведомой цели. Она чувствовала, что скоро обязательно достигнет берега.

А сейчас она напряженно всматривалась в маячившее перед ней худое лицо Дракулы. Ее собеседник только что чудом уклонился от бокала с коктейлем, которым размахивал его сосед-коротышка, и смотрел на Линдсей с выражением полного отчаяния.

– Не слышу! – орал он. – В этом проклятом месте ничего не слышно.