Сексуальная культура в России

Фундаментальные вопросы, которые на Западе давно уже обсуждаются в контексте прав человека, в России рассматриваются под углом зрения и в терминах обеспечения национальной (читай – государственной) безопасности. Этот командно-административный, бюрократический подход делает любой официальный российский дискурс охранительно-репрессивным и одновременно утопическим, потому что в своей повседневной жизни россияне, как и все нормальные люди, любят, сношаются и рожают (или не рожают) детей не по политическим, а по личным мотивам, на которые ни административные меры, ни патриотическая риторика не влияют.

Хотя российские власти, когда им это выгодно, говорят, что следуют европейским образцам, именно в отношении к сексуальной культуре конфронтация «России» и «Запада» проявляется наиболее рельефно.

«Запад» считает сексуальность самоценной стороной человеческой жизни. «Россия» видит в ней побочный и опасный продукт репродукции.

«Запад» признает сексуальные права человека, включая право на сексуальную информацию и научное образование, неотчуждаемыми. «Россия» уважает лишь такую сексуальность, которая ведет к деторождению и происходит в рамках законного брака.

«Запад» считает сексуальное здоровье необходимой предпосылкой репродуктивного здоровья и субъективного благополучия. В «России» о сексуальном здоровье предпочитают не говорить, подменяя его понятием репродуктивного здоровья, преимущественно женского.

«Запад» признает сексуальное поведение разнообразным и изменчивым и борется с гомофобией. «Россия» хочет всех подчинить единому стандарту и озабочена «пропагандой гомосексуализма» (что это такое, никто объяснить не может).

«Запад» считает эротику необходимым элементом человеческой культуры. В «России» ищут путей административного запрета порнографии (что это такое, никто объяснить не может).

«Запад» считает омоложение сексуальности и либерализацию сексуальной морали закономерными процессами и старается уменьшить связанные с ними риски. «Россия» убеждена, что все это – злонамеренные происки ее внешних и внутренних врагов, которых нужно подавить или изолировать.

«Запад» борется с издержками сексуальной революции путем научного просвещения молодежи, пропаганды безопасного и ответственного секса и т. п. В «России» уверяют, что безопасного секса не бывает, и стараются опорочить презервативы и иную контрацепцию.

«Запад» считает современную сексуальную культуру светской. В «России» ее пытаются подчинить церковному контролю.

«Запад» пытается осмыслить сексуальные ценности и модели поведения современных молодых людей, выводя из этого прогнозы на будущее. «Россия» мечтает о возрождении воображаемого прошлого, считая современность сплошным регрессом.

На самом деле «Запад» и «Россия» – очень условные, зачастую неправомерные абстракции. Запад открыто плюралистичен, там по всем вопросам идет полемика, один и тот же стиль жизни хорош для одних и совершенно неприемлем для других. Современная Россия также социально и культурно неоднородна. Несмотря на воинствующий антиамериканизм, в вопросах сексуальной культуры путинская Россия представляет собой заповедник дремучего бушизма, на положительный (а фактически провальный) опыт которого депутаты Госдумы ссылаются чаще, чем на Библию.

Хотя авторитарная власть и ее институты присвоили себе право говорить от имени всего общества, каким бы громким и властным ни был их голос, именно в сфере личной жизни традиционализм и авторитаризм, как некогда – коммунистическая диктатура, терпят самое сокрушительное банкротство. Людей можно заставить голосовать, как угодно, одобрять, что угодно, но жить они будут так, как им нравится. В этих вопросах люди голосуют не только руками и ногами, но и более чувствительными частями тела.

За сексологическими издержками стоят макросоциальные процессы. С точки зрения теоретической социологии, антисексуальный крестовый поход всего лишь один из аспектов неотрадиционализма, который включает в себя:

«1) идею “возрождения” России (тоска по империи, старческие сожаления и сетования, мечтания о прежней роли супердержавы в мире), 2) антизападничество и изоляционизм, а соответственно – ревитализацию образа врага как функциональную составляющую собственных позитивных значений “русского”, 3) упрощение и консервацию сниженных представлений о человеке и социальной действительности» (Гудков, 2004. С. 662).