Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)

Под маскулинными чертами вечного холостяка и кожаной курткой, небрежно наброшенной на неглаженую футболку Романа, скрывался кроткий молодой человек, можно сказать, флегматически-безжизненный в своей тишайшей кротости. Он был одним из моих многочисленных знакомцев, обитавших в Сен-Жермен-де-Пре в маленьких студиях, с тем только отличием, что в его студии было меньше всего мебели. Я никогда не видела настолько по-спартански меблированной комнаты. В центре, прямо на ковре, находился матрас, над которым горела лампочка, свисавшая с потолка. Мы трахались на матрасе, и свет слепил мне глаза. В первый раз я не сводила глаз с лампочки и прозевала момент эякуляции. Я не поняла, что он кончил. Его грудь едва касалась моего тела, голова была слегка повернута, и единственной казавшейся живой частью тела был локон его длинных волос, щекотавший мне губы и подбородок. Я едва почувствовала, как он вошел в меня, и смутно ощутила несколько робких толчков. Он не двигался, я тоже оставалась неподвижной и была в большом замешательстве. «Если он еще не кончил, — думала я, — то не стоит его приводить в смущение… Но если он действительно не кончил, то не моя ли это роль и обязанность проявить инициативу и подбодрить его? Но с другой стороны, — продолжала я обдумывать сложившуюся ситуацию, — если я начну проявлять инициативу, в то время как он уже кончил, я буду поставлена в неловкое положение и у меня будет глупый вид, ведь как-никак я должна замечать такие ключевые моменты…» В конце концов проблема разрешилась сама собой: я почувствовала, как по бедру стекает струйка спермы. Роман обладал членом вполне кондиционных размеров, он не испытывал никаких трудностей с эрекцией, проблема заключалась в исключительной вялости и чрезвычайной апатичности этого члена. Если бы мне пришлось персонифицировать этот инструмент, я бы скорее всего остановилась на образе неофита, который остается сидеть, когда церемония уже закончена и все поднялись со своих мест. И точно так же, как невозможно злиться на такого вот запуганного новичка, было невозможно держать зло на Романа. Укладываясь под этого юношу, я испытывала не лишенное приятности чувство, порождаемое отсутствием всяческих — положительных, равно как и отрицательных — ощущений.

В определенных обстоятельствах я способна проявлять редкое терпение. У меня достаточно душевных резервов, и мне вполне по силам жить своей внутренней жизнью, предоставляя окружающим возможность действовать как им заблагорассудится. Такая способность позволяет мне, свернувшись в психологический клубок, чрезвычайно долго выдерживать осаду мелкого домашнего террора, раздражающих маний и фронтальных атак. Я — мнимая подкаблучница. Я со всем соглашаюсь, пропускаю все мимо ушей и делаю по-своему. Глядя с ретроспективной точки зрения, теперь я понимаю, до какой степени была терпелива в сфере сексуальных отношений. Не испытывать ни малейшего удовольствия, не испытывать вообще ничего, не обращать на это внимания и доводить до конца предписанный ритуал… Не разделять вкусов партнера, не злиться, не скандалить, не огорчаться — подчиняться… Безразличная, безучастная, равнодушная — я была настолько сконцентрирована на внутреннем мире, что обретала удивительную власть над внешним телом и становилась способна управлять им, как кукловод руководит своими куклами. Короче говоря, я продолжала приходить к Роману. Благодаря имиджу нежного бандита он имел успех у женщин, и мне доставляло большое удовольствие воображать удивление и разочарование очарованных дам, уверенных, что имеют дело с мачо. Я помню эти ошарашенные глаза, принадлежавшие одной из обманутых воздыхательниц, настойчиво ищущие в моих вспоможения и опоры, которые может дать единственно разделенный горький опыт: «Но… Роман… Он… Он просто не двигается!» Я выслушивала смятенную исповедь несчастной с невозмутимостью посвященного.