Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)

Воспоминание о том раннем утре, полном таких прекрасных и таких чистых обещаний, подействовало на Северину удручающе, но нарушить традицию она не осмелилась. Едва оказавшись в кресле, в котором она обычно сидела, Северина поняла, что даже неудачный предлог, которым она могла воспользоваться, чтобы остаться одной, был бы лучше этой фальшивой интимности. Строгая обстановка комнаты, благородная атмосфера библиотеки, приглушенный свет, серьезное лицо Пьера – как вынести эту очную ставку с приблизившимися, бросившимися ее осаждать образами улицы Вирен? Замешательство, в котором барахталась Северина, было столь ужасным, что она даже не замечала взглядов, которые время от времени бросал на нее муж. Вдруг она услышала, как он поднимается из-за стола. Она поспешно уткнулась глазами в книгу и побледнела. Страницы оказались перевернутыми вверх ногами, и изменить что-либо было уже поздно. Пьер сделал вид, что ничего не заметил, и освободил Северину от лишних объяснений.

– Тебе хочется помечтать в одиночку, – сказал он. – Иди лучше спать.

Никогда еще Северина не замечала в нем этой властности. С боязливой покорностью она встала.

Пьер выждал некоторое время, чтобы справиться с голосом, и спросил:

– Разве ты не поцелуешь меня перед сном?

Эти слова окончательно уничтожили Северину. Она, конечно, и сама хотела, чтобы какой-нибудь повод помешал Пьеру вопреки обыкновению прийти посмотреть, спит ли она, но он не пришел и так, без всякого повода. Значит, он о чем-то догадывается, значит, он, может быть, уже знает, что…

Северина рухнула на кровать и впилась зубами в подушку, чтобы сдержать вой, готовый вот-вот вырваться из горла. Потом все ее существо заполнила страстная мольба, огромная, как ее отчаяние, чтобы ей еще раз, в самый последний раз удалось ускользнуть от опасности, и тогда она навсегда прекратит эти гнусные, эти безумные опыты.

Порыв был столь живым, столь всепоглощающим, что он успокоил ее.

Она начала раздеваться. И тут, по мере того как она снимала с себя одежду, в ее памяти стали возникать, шевелиться смутные линии двух тел. Удовольствие, которое она получила от этого, было поначалу прозрачно чистым. Оно замутилось, когда Северина узнала бесстыдные формы Матильды и Шарлотты. Она недолго всматривалась в них, всего лишь какое-то мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы Северина поняла, что тот обет, с помощью которого она пытается переломить судьбу, невыполним. Она никак не хотела согласиться с этим, и, чтобы избежать угрожающего ее рассудку диалога с собой, чтобы не броситься в конце концов к Пьеру и не признаться ему во всем, она проглотила снотворное, которым пользовалась еще во время болезни.

После лекарства ее сон был крепким, но недолгим. Северина проснулась с восходом солнца. Болела голова. Мысли ее напоминали прелые листья, перекатываемые ветром с места на место. Когда она немного пришла в себя, борясь со своей тяжелой расслабленностью, в комнату вошел Пьер. При его появлении как раз в тот момент, когда к ней стало возвращаться понимание происшедшего, глаза Северины расширились от ужаса, словно ей только что вынесли приговор. Этот взгляд рассеял колебания Пьера, и он решился на разговор.

– Северина, так больше не может продолжаться, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты боялась меня.

Она все так же пристально, не мигая, смотрела на него. Он продолжил немного быстрее:

– Ты слишком искренняя, чтобы играть в эту игру. Что с тобой, милая? Ты можешь сказать мне все. Ничто не может причинить мне больше страданий, чем твое поведение в последнее время. Пощади, откройся мне… Ты не хочешь довериться мне, а ведь я хочу помочь тебе… Послушай… может быть, – видишь, я разговариваю с тобой так же нежно, как и всегда, хотя и не спал ночь, размышляя об этом, – может быть, ты полюбила другого? Ты не изменяешь мне, я уверен в этом. Кстати, какое неподходящее для нас слово, но может быть, тебя влечет к другому, ты страдаешь и…

Взрыв пронзительного, как-то странно прозвучавшего смеха остановил его. Потом последовали отчаянные протесты Северины.

– К другому!.. И ты мог… Я люблю тебя и не смогла бы любить никого, кроме тебя, мой милый, жизнь моя… Я твоя… Разве у меня не могут расшалиться нервы?.. Да я готова умереть за твое счастье…

Теперь во взгляде Северины уже не было растерянности. Влажный и сияющий, он светился таким смиренным обожанием, что Пьер больше не сомневался в своей ошибке. И все показалось ему удивительно простым. Северина была права. Ведь недавно она была буквально на волоске от смерти, и такое испытание не могло пройти бесследно для всего ее организма. Он был просто глуп, и теперь чувствовал себя счастливым.

– Мне следовало бы всегда помнить выражение твоего лица, когда ты ждала меня у подъезда больницы, – проговорил он.

Северина возбужденно прервала его:

– Я буду ждать тебя там каждый день, вот увидишь… и даже… погоди… я через минуту оденусь, я провожу тебя.