Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)

Гораздо чаще, однако, хроники ведутся после битв, а разговоры — отдельно от плотских забав. В таких случаях собеседники с большой осторожностью выстраивают между собой шаткий карточный замок слов, каждую секунду опасаясь разрушить его неосторожно брошенной увесистой скабрезностью или чересчур откровенным, нескромным вопросом. Словом, поступательное, осторожное движение тут в чести. Я помню, как один мой знакомый, не отрывая глаз от дороги, по которой кое-как продвигалась его дряхлая машина, устраивал мне своего рода блицопрос: «В каком возрасте ты впервые приняла участие в сеансе группового секса? Что за люди попадаются на таких сеансах? Буржуа? Много девушек? Сколько мужчин брали тебя за вечер? Ты кончала с каждым?» Я отвечала столь же конкретно — только факты. Иногда он даже глушил мотор, но не для того, чтобы мы могли дотронуться друг до друга, а только для того, чтобы — с умиротворенным лицом и рассеянным взглядом, направленным куда-то вдаль, — с большей обстоятельностью продолжить расспросы. «Ты берешь во влагалище и в рот одновременно?» — «Это — просто наслаждение. И еще два в каждую руку — дрочить». Этот знакомый был журналистом, и дело кончилось тем, что он взял у меня интервью для издания, в котором сотрудничал.

Ближний круг моих знакомых объединяла, помимо всего прочего, привычка вербально поддерживать определенный уровень сексуального возбуждения «среди своих», что служило состоящим в нашем «клубе» чем-то вроде визитной карточки и позволяло им вычленять друг друга в любом месте, где собиралось большое смешанное общество — профессиональные праздники,

party

в честь переезда на новую квартиру или въезда в новую мастерскую, — и переносить неизбежный конформизм такого рода собраний. Вот огромная мастерская, заполненная приглашенными — яблоку негде упасть. «Это вот с тем типом, ты говоришь, тебе бывает так чудесно? С ума сойти! Он, прямо скажем, не блистает, но ведь это, конечно, ничего не значит… Что он с тобой делает такое особенное?» Я только пожимаю плечами. Тип, о котором идет речь, действительно далеко не красавец, к тому же среди собравшихся сегодня он совсем не к месту. Мощное течение сексуального желания нередко сносит меня к самым разным берегам, где мне попадаются весьма разношерстные персонажи, а я люблю, когда люди встречаются. Я пригласила его несмотря на то, что он здесь никого не знает. Кто-то даже осведомился у меня о том, кто этот тип в тунике стиля «хиппаны», каких никто уже сто лет нигде не носит. И все же. Все же. Ночи, которые я провожу с ним, бывают отмечены многочасовым обоюдным сосанием в положении «валетом», предшествующим собственно совокуплению… Меня в высшей степени возбуждает, когда я, в положении «шестьдесят девять», трусь грудями о его податливый мягкий живот. «Это точно, ты любишь полненьких…» — «Я мечтаю встретить однажды на групповухе Раймонда Барра.

[10]

А вот чистеньких не люблю… Думаю, он вообще не знает, что такое зубная щетка!» — «Ты настоящая извращенка! Он женат?» — «Я видела фото его жены. Настоящий кошмар…» Это тоже меня возбуждает. Я говорю ровным голосом, однако, цедя сквозь зубы лапидарные реплики, наслаждаюсь легким чувством гадливости, рождающимся у моего собеседника, и упиваюсь своим рассказом о грязи, гадости и уродливости, словно выплевывая на него нечто грязное, гадкое и уродливое. «Вы сосете. А дальше?» — «Ты и представить себе не можешь, как он стонет… когда я лижу ему задницу… он становится раком — у него такие белые ягодицы… и, когда я засовываю ему в анус нос, он ими начинает так, знаешь, вертеть… Потом я сама встаю раком, и он заканчивает… как бы выразиться… такими… точными ударами». Мой собеседник — член клуба, но так уж вышло, что я никогда с ним не спала. Впрочем, я не нахожу в нем ничего особенно привлекательного. Объект моего рассказа никогда не задает мне вопросов, он предпочитает слушать, и, так как с течением времени мы все бываем на «ты» с приятелем приятеля, которого никогда в жизни в глаза не видели, я рассматриваю его как члена клуба.