Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов) (ЛП)

Природа обделила меня красивыми и здоровыми зубами, но теперь этого никто никогда не заметит благодаря усилиям одного замечательного зубного врача, который не взял с меня за свои услуги ни франка. Однажды я, как обычно, направилась к нему на прием, и тогда он впервые провел меня не в хорошо знакомую приемную, меблированную в современном духе, а оставил ждать в комнате гораздо больших размеров, обставленной в классическом стиле. Я испытала очень странное чувство: словно, толкнув много раз виденную дверь, неожиданно оказалась в сказочной стране, во сне, на съемочной площадке среди декораций… Ждать пришлось недолго — мой доктор вихрем ворвался в комнату, накинулся на меня, обнажил мне грудь и ягодицы, приласкал и так же неожиданно исчез. Примерно через десять минут он появился снова, на этот раз в сопровождении молодой особы. Мы потрахались втроем. Много позже я сообразила, что он оборудовал два смежных кабинета и, соответственно, две приемные, что позволяло Жюльену — так звали этого необычного дантиста — сновать туда-сюда и работать с двумя пациентами одновременно. Если в одном из кабинетов находилась я или — я не возьму на себя смелость утверждать, что была единственной «специальной» пациенткой, — одна из его подруг, то он с проворством фокусника успевал засунуть ей, вынуть, заправиться, исчезнуть в соседнем кабинете и снова появиться готовым продолжать. Как правило, он кончал, не успев толком ввести член. Сей двойной кабинет Жюльен придумал и обустроил сам, работая по вечерам, после того, как уходил последний пациент. По выходным он участвовал в теннисных турнирах довольно высокого уровня. Иногда Жюльен назначал мне встречи днем в каком-нибудь отеле. Я осуществляла

check in

[16]

он проводил со мной четверть часа и оставлял деньги для

check out.

[17]

Он мне нравился. Меня интриговала таинственная пружина, которая заставляла его постоянно находиться в непрестанном движении. К тому же мне казалось, что мы похожи, ведь и я никогда не останавливалась и, едва очутившись в одном месте, тотчас спешила в другое, подталкиваемая обуревавшим меня любопытством — мне было просто необходимо посмотреть, что делается за стенкой. Нет ничего более нестерпимого, чем возвращаться с прогулки по одной и той же дороге. Я всегда погружаюсь в тщательное изучение карты, стараясь отыскать такой маршрут, который приведет меня к зданию, в котором я еще не бывала, пейзажу, который не видела, и вообще к чему бы то ни было новому. Когда я очутилась в Австралии — то есть уехав из дому так далеко, как только возможно на этой планете, — я поймала себя на мысли, что мое восприятие оставленного позади расстояния сродни идее полной сексуальной свободы. Развивая эту мысль, я задалась вопросом о том, не принадлежит ли радость материнства к тому же классу идей. Сегодня, вспоминая все это, мне на ум приходит также Эрик и его неисчерпаемые запасы всевозможных способов разнообразить наши вечеринки. Он говорил, что тур-оператор сделал бы точно так же. Все дело было в «раздвижении пространства».

2. ПРОСТРАНСТВО

Причина, по которой в каждой новой работе таких выдающихся историков искусства, как Андре Шастель

[18]

и Гиулио Карло Арган,

[19]

архитектуре уделялось все большее внимание, заслуживает отдельного изучения. Каким образом, оттолкнувшись от анализа пространства, заключенного в рамки картины, они пришли к изучению организации реального пространства? Как художественный критик, я, возможно, была бы весьма расположена последовать их примеру, если бы не одно обстоятельство — среди объектов современного искусства я обнаружила такие произведения, о которых можно сказать, что они помещаются в приграничной зоне между вымышленным и настоящим пространством. Пользуясь таким критерием, можно объединить безапелляционные безбрежные цветовые поля Барнетта Ньюмана,

[20]

утверждавшего, что он «объявляет пространство», лучащийся конденсат синего цвета Ива Кляйна

[21]

позиционировавшегося как «художник пространства», и топологические поверхности и объекты Алана Жаке,

[22]

открывающие зрителю бездонные пропасти парадокса. Основным отличием этих произведений является не способность открывать пространство, но свойство, едва открыв его, тут же захлопнуть — Ньюман закрывает молнии, Ив Кляйн размазывает тела в «Антропометриях», Алан Жаке запаивает ленту Мобиуса. Стоит только поддаться чарам такого произведения, как тотчас возникает ощущение, словно вы попали в какое-то необхватное легкое.

Ворота Парижа