Сексуальная жизнь Катрин М.

Вот особенно яркий пример. Я лежала на одной из этих в особенности шершавых бетонных скамеек, поверхность которых усеяна каменной крошкой. Мы образовали группу: моя голова была зажата между животами трех или четырех мужчин, которым я делала минет, при этом краем глаза я наблюдала мелькание светлых пятен — вибрирующие на членах, словно пружины, руки тех, что образовали второй круг в области моих бедер. Несколько теней клонились из темноты. В тот момент, когда с меня начали снимать одежду, раздался лязг и грохот — неподалеку случилась авария. Меня оставили. Дело происходило в глубине одной из искусственных рощиц, раскиданных вдоль бульвара Адмирала Брюи, недалеко от ворот Майо. Помедлив некоторое время, я поднялась и присоединилась к столпившимся у изгороди зрителям. Мини-«остин» врезался в столб посреди бульвара. Кто-то сказал, что внутри находится молодая женщина. Вокруг машины металась маленькая собачка. Столб, машина — все тонуло в странном бело-желтом свете. По всей вероятности, довольно скоро послышались звуки сирен машин «скорой помощи», так как я вернулась на скамейку, и, словно пространство внутри рощицы было эластичным, круг вновь сомкнулся вокруг моей головы, актеры вернулись на сцену и приготовились играть с того места, где их неожиданно прервали. Участники обменялись несколькими фразами по поводу аварии, которая, казалось, пролила неожиданный свет на соединяющие их тайные узы, и я в этот момент получила возможность ощутить знакомое, но эфемерное чувство принадлежности к маленькой, связанной общим делом компании соратников и сообщников. Те парадоксально редкие для Булонского леса случаи, когда мне удавалось принять участие в самых обычных мимолетных разговорах или делать самые обычные, будничные вещи — которые в этом месте странным образом стушевывают и одновременно подчеркивают особенный характер необычнейших встреч, — доставляли мне несказанное удовольствие. Однажды вечером, посреди почти пустынной площади недалеко от ворот Дофин, в свете фар мы заметили двух черных мужчин необычайно высокого роста, которые жались к краю тротуара и имели вид безнадежно заблудившихся людей, ждущих на пустынной улице спального района автобус, который никогда не придет. Они привели нас в маленькую мансарду неподалеку. Комната была узкая, кровать тоже. Они взяли меня по очереди. Пока один был на мне, второй спокойно сидел рядом, не пытаясь присоединиться. Просто смотрел. Оба двигались медленно, у обоих были длинные члены — мне с тех пор никогда не встречались органы таких размеров, — которые тем не менее не были особенно толстыми, и мне не было нужды широко раздвигать ноги, для того чтобы они с легкостью проникали во влагалище. Они были как братья-близнецы. Два совокупления, перетекающие одно в другое в маслянистом потоке неспешной ласки. Их движения отличались особенной точностью, и я наслаждалась бесконечными сантиметрами кожи двух огромных черных тел. В этот раз я полностью прочувствовала каждый момент долгого терпеливого бурения. Пока я одевалась, они болтали с Эриком о нравах обитателей Булонского леса и о своей работе — они были поварами. Перед нашим уходом оба от всей души поблагодарили меня, как искренние, радушные хозяева, и я до сих пор храню об этой встрече самые теплые воспоминания.

«У Эме» гости не были столь тактичны и предупредительны. Это был весьма популярный в то время клуб эшанжистов,[2] где нередко можно было встретить даже иностранцев, прибывших специально с целью провести в клубе несколько дней. Спустя много лет после того, как клуб прекратил свое существование, Эрик не переставал поражать мое воображение бесконечными перечислениями громких имен богачей, звезд театра, спорта и эстрады, которых я могла бы там повстречать, если бы знала куда смотреть. В эпоху, когда мы были частыми гостями клуба, на экраны вышел фильм, пародировавший нравы века сексуальной революции. В нем была такая сцена (имевшая место в клубе, интерьеры которого очень напоминали декорации «У Эме»): несколько мужчин теснились вокруг стола, где возлежала женщина, единственной видимой частью тела которой являлись комично дрыгающиеся задранные ноги, обутые в высокие зашнурованные сапоги. В то время действительно была мода на такие сапоги, влияния которой не избежала и я, и мне не раз приходилось лежать на каком-нибудь столе обнаженной, но обутой тем не менее в эти самые сапоги (их было мучительно долго расшнуровывать), задирая ноги к небесам. Принимая все это во внимание, я тешила себя честолюбивой мыслью о том, что, вполне возможно, именно мой минималистский наряд и болтающиеся над мужскими головами ноги послужили источником вдохновения режиссера.