Сексуальная жизнь (ЛП)

Тем не менее, долго думать мне не пришлось, поскольку меньше чем через час мы уже мчались по улицам Флоренции... Фирензы. Лука припарковался, вытащил мой чемодан из багажника и повел меня по переулкам и узким улочкам. Мы вошли в большую деревянную дверь, открывающуюся прямо на улицу. Лука постучал один раз, открыл дверь и впустил меня. За дверью скрывался просторный внутренний двор, окна на три стороны и фонтан в центре.

- Лука? Это ты? - спросила по-итальянски пожилая женщина, которая, безусловно, была матерью Луки, судя по одинаковому с ним изгибу рта и орлиному носу.

- Да, мама, это я, - по-английски ответил Лука. Он обнял мать, поцеловал ее в обе щеки и повернулся ко мне. - Мама, это Делайла, моя хорошая подруга.

Его мать улыбнулась, заметив, как близко друг к другу мы с Лукой стоим, соприкасаясь краями одежды, но не трогая один другого, как стоят люди, близко знакомые с телами друг друга.

- Она просто подруга? - по-итальянски спросила она, понимающе, но дружелюбно улыбаясь.

- Мама, говори, пожалуйста, по-английски. Делайла пока только учится говорить на итальянском. - Он подтолкнул меня, и я протянула руку для рукопожатия. - Делайла, это моя мать, Доменика.

- Рада с вами познакомиться, Доменика, - сказала я по-английски. Хорошо бы я знала итальянский достаточно для того, чтобы поприветствовать ее как полагается на ее языке, но я боялась, что знаю итальянский не так хорошо и могу исковеркать приветствие.

- Мне самой приятно принимать вас здесь, - перешла на немного ломанный английский Доменика, пожимая мне руку.

Возможно, мне не стоило переживать.

- Спасибо за то, что принимаете меня тут, - сделала я попытку поблагодарить Доменику на итальянском языке.

Доменика улыбнулась и кивнула. Она провела нас в арку по узкому коридору, украшенному портретами и изображениями Девы Марии. Мы вошли в кухню, просторную, с высоким потолком, стенами, выложенными плиткой, и медленно крутящимся наверху вентилятором. У стены стоял большой стол из единого толстого куска дерева, поцарапанный, старый и гладкий от постоянного использования. Стол определенно был старинной вещью, которую любили и часто использовали. Доменика провела ладонью по поверхности стола, проходя мимо.

- Садись, садись, пожалуйста. Кофе будет подан в уно моменто* (прим. от перев. ит. - Один момент).

Стулья были такими же старыми, массивными и гладкими от постоянного использования. Лука сел рядом со мной и незаметно взял меня за руку под столом, отчего я почувствовала себя подростком. Его мать кружилась по кухне, наполняя графин из стекла и металла водой и кофе. Она поставила его на плиту, и только тогда я поняла, что Доменика варит кофе в перколяторе, - об этой вещи я слышала, но ни разу ее не видела. Пока в нем кипел кофе, Доменика сделала сэндвичи из толстых кусков домашнего хлеба, мяса, которое она достала из бледно-зеленого холодильника, где-то 1950-го года выпуска, и ярко-желтой головки сыра. Все это она поставила перед нами; Лука схватил корочки и отложил отдельно на тарелке. Я усмехнулась.

- Что? - не понял он, набив рот. - Мама знает, как я люблю сэндвичи. Я говорил, что я мамин сын.

Доменика сказала что-то по-итальянски через плечо.

- Мама, перестань притворяться, что не знаешь языка. Пожалуйста, говори по-английски. Не будь грубой. - Лука повернулся ко мне. - Мама сказала, что ни одна девушка не знает мужчину так, как его мать.

- Я примерно так и поняла. Я услышала слово «Мадре».

Лука засмеялся и сердито посмотрел на Доменику, когда она пробормотала что-то на итальянском языке.

- Она думает, что притворяться, будто она не знает английского - это смешно. Она понимает абсолютно все, что мы говорим, и может довольно прилично разговаривать, но не хочет. Наверное, ей нравится, когда американцы ее недооценивают.

Доменика взглянула на Луку, буркнув что-то, подозрительно напоминающее ругательства.

- А теперь она грубит. Такие-то грязные слова в адрес любимого сына!

- Не самого любимого, когда тот сует нос в чужие дела, - свободно произнесла Доменика по-английски с сильным акцентом. - Разве можно быть таким недобрым к своей старой матери? Не даешь хранить секреты от американской подружки.

- Мама, она мне не... то есть, мы не... - Лука запнулся и потер нос. - Ох уж эта назойливая пожилая леди. Не обращай внимания на нее, Делайла.

- Мне кажется, она веселая, - сказала я.

Мы прикончили чрезвычайно вкусные сэндвичи, и Доменика поставила перколятор на стол, медленно опустила пресс и разлила густой черный кофе по старым глазурованным чашкам из фарфора. Даже после добавления молока и сахара кофе был страшно крепким, это ощущалось с каждым осторожным глотком.

Доменика села рядом с нами, налила себе чашку кофе и отхлебнула, не добавив ни сахара, ни молока.

- Ты на отдыхе, Делайла?

- Да, мэм. Что-то вроде... длительного отпуска, - кивнула я.

- Ты что-то ищешь здесь? - сузила глаза Доменика.

- Мама, пожалуйста, - прорычал Лука.

Доменика взглянула на сына с наивным интересом:

- Я просто спрашиваю.

Со стороны арки раздались голоса, врываясь неожиданным шумом в комнату.