Сексуальная жизнь наших предков

Но любопытство заставило Аду всё-таки заглянуть внутрь. Она поставила коробку на стол, разрезала ленточку, отогнула стенки... и почувствовала тошнотворный запах. На дне лежала дохлая кошка. Похоже, она была мертва уже несколько дней и совершенно одеревенела, хотя ни следов от ударов, ни отверстий от пуль не наблюдалось. «По крайней мере, несчастное создание, ты умерла не из-за меня, – мелькнула мысль, – тебя просто подобрали на какой-то помойке. Но кому это могло понадобиться?»

Возле кошачьего трупа обнаружился большой конверт, в какие кладут поздравительные открытки. Сдерживая отвращение и стараясь касаться бумаги только кончиками пальцев, Ада достала его. На открытке кривыми печатными буквами, чтобы скрыть почерк, было написано:

ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ СВАЛИТЬ ОТСЮДА ПОДАЛЬШЕ, СУКА ДРАНАЯ? ЧЕГО ТЫ ДОБИВАЕШЬСЯ, УВИВАЯСЬ ЗА НИМ, КАК МАРТОВСКАЯ КОШКА? ПОГЛЯДИ, ЧТО БЫВАЕТ С КОШКАМИ, КОТОРЫЕ НЕ ЗНАЮТ СВОЕГО МЕСТА! ОН ТЕПЕРЬ МОЙ. И ДОМ ТОЖЕ МОЙ, УБИРАЙСЯ ОТТУДА НЕМЕДЛЕННО! ИЛИ НУЖНО РАЗНЕСТИ ТВОЮ ТУПУЮ БАШКУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОНЯЛА?

Ада задохнулась от негодования, ей даже пришлось присесть на край кровати. Как Джулиано мог впутаться во все это, как мог бросить её ради столь жестокой и наглой хамки? Откуда ей вообще знать, что Ада была в конторе? Неужели следила? А Джулиано она тоже закатила сцену ревности или для него у неё только нежность да ласка? Стоит ли его предупредить? С другой стороны, а он поверит? Может, решит, что я из мести хочу оклеветать соперницу?

Она решила смолчать. Коробка со всем содержимым отправилась в мусорное ведро, – хорошо ещё, Ада заглянула внутрь, а ведь могла просто отвезти Дарии.

Похоже, несчастья так и сыплются на неё, словно ей мало дядиной смерти! Сколько вокруг агрессии, сколько жестокости! Сперва воры, потом иск кузенов, теперь вот ревность и угрозы какой-то бабы – а ведь она даже имени её не знает!

– Вы не задавались вопросом, откуда у Вас комплекс жертвы? – спросил Аду психоаналитик.

– Думаете, я сама во всем виновата? – возмутилась она. – Всё это действительно со мной произошло, я ничего не придумываю. Я вообще стараюсь не нарываться на неприятности.

– А Вы в этом уверены?

Часть девятая Кораблекрушения и каннибалы (плот «Медузы»)

1

Спускаясь по трапу на взлётно-посадочную полосу аэропорта Доноры, Ада с дрожью в коленях поняла, что впервые возвращается домой, точно зная, что дядя Тан её не ждёт. В последние годы она часто думала об этом, но в реальности чувство одиночества и опустошённости оказалось совсем другим, далёким, словно речь шла о ком-то другом, словно та, былая Ада, глядевшая в будущее, уверенно стоя на вершине прошлого, исчезла, а новая с трудом удерживала равновесие на колышущемся и постоянно меняющем очертания сгустке тумана.

Её встречал доктор Креспи.

– Лауретта пока не может сесть за руль, – объяснил он. – Я думал, дня через три после той статьи она немного успокоится, но со всеми этими перипетиями один истерический кризис сразу перешёл у неё в другой. Сейчас на вилле не лучшая атмосфера. Вот ведь незадача, а?..

– Сперва я хотела бы увидеть, о чём именно говорят наши кузены в исковом заявлении. Полагаю, у Вас дома есть копия?

– Уверена, что хочешь читать его полностью? Может, пусть лучше адвокат сделает краткое резюме по основным обвинениям?

– Нет, доктор, я хочу знать точно и во всех подробностях, что они посмели написать. И нужно немедленно отправить копию Джулиано.

– Предупреждаю, они так и пышут бессмысленной злобой. Приплели даже довоенные воспоминания твоих тёток Санчи и Консуэло. Боже мой, сколько яда! Вытаскивают наружу всякую грязь, от которой и пользы никакой, и вспоминать незачем. В городе обо всём этом, скорее всего, давно забыли, но теперь... Стоило кому-то из прокуратуры проболтаться об иске одному бульварному писаке, как на следующий день наше дело было во всех газетах.

– Вы здесь, в провинции, придаёте слишком большое значение тому, что скажут люди. Такое ощущение, что в Доноре до сих пор пятидесятые, когда кругом царило лицемерное морализаторство христианских демократов. Но времена изменились, людей больше не интересует чужое грязное белье, за него давно никого не осуждают. Даже сама мораль теперь совсем другая. И потом, досужие сплетни меня не волнуют.

– Ада, твой дядя был храбрецом, каких мало, но и он боялся скандалов. Всю жизнь старался от них беречься. И вас берёг.

«Выходит, тётки знали об Армеллине?.. – подумала Ада. – Но разве адвокат не предупредил их, что лучше молчать? Если дядя Тан тоже знал, что Армеллина приходится им старшей сестрой, у него была веская причина внести её в завещание безо всяких там наркотиков и шантажа».