Сексуальная жизнь в Древнем Риме

В книге viii приводится рассказ о Харите и Тлеполеме, представляющий собой законченный маленький роман. «Метаморфозы» не обходятся и без ужасов, чего требовали современные им вкусы: раба голым привязывают к дереву, обмазывают медом и оставляют на съедение муравьям. «Как только они учуяли сладкий медовый запах, шедший от тела, то, глубоко впиваясь, хотя и мелкими, но бесчисленными и беспрерывными укусами, долго терзали, так что, съевши мясо и внутренности, начисто обглодали все кости, и к зловещему дереву оказался привязанным только сверкающий ослепительной белизной, лишенный всякой мякоти скелет» (viii, 22). Сравните это со следующей речью (vi, 31): «Лучше всего зарежем его [осла] завтра же и, выпотрошив, зашьем ему в середину живота голую девицу, которую он нам предпочел, так, чтобы только одна голова ее была наружу, а все остальное тело девушки скрывалось в звериной шкуре. Затем выставим этого нафаршированного и откормленного осла на какую-нибудь каменистую скалу и предоставим лучам палящего солнца. Таким образом, оба будут претерпевать все то, что вы справедливо постановили. Осел подвергнется давно уже заслуженной смерти, а она и зверями будет съедена, так как тело ее будут пожирать черви, и огнем будет сожжена, так как чрезмерная солнечная жара будет палить ослиное брюхо, и на кресте будет мучиться, когда собаки и коршуны потянут внутренности наружу. Но прикиньте, сколько и других еще пыток и мучений предстоит ей: живая, она будет находиться в желудке дохлого животного, мучимая невыносимым зловонием при усилении зноя, изнуряемая смертельным голодом от длительного отсутствия пищи, она даже не сможет сама себе причинить смерть, так как руки ее будут несвободны».

Мы должны упомянуть эти садистские фантазии, хотя они и подобные им появляются в книге лишь изредка. Последний пример в том же духе – сцена из книги х, когда автор рассказывает с явным удовольствием, как осел (еще не вернувшийся в человеческий облик) вступил в сексуальную связь с похотливой женщиной и как женщину, осужденную за преступление, приговорили к публичному совокуплению с ослом перед тем, как бросить ее к диким зверям.

Риббек прав в своем суждении об этой книге в целом: он называет ее «калейдоскопом чувственности и варварства, сводящим с ума и расслабляющим любого, кто в него заглянет». В заключение мы должны добавить, что под именем Апулея до нас дошло много крайне непристойных стихотворений, но мы не будем обсуждать их здесь.

Однако нам не хотелось бы оставлять у читателя одностороннее представление об этом выдающемся авторе. Поэтому следует упомянуть, что он оставил несколько малоценных философских эссе, а также блестящую с точки зрения формы «Апологию», то есть речь в защиту самого себя, против предъявленного ему обвинения в колдовстве. К концу жизни он стал жрецом императорского культа в родной провинции, следовательно, весьма уважаемой личностью.

Глава 6 Мужчины и женщины имперской эпохи

В этой главе мы попытаемся рассказать о нескольких наиболее знаменитых римлянах эпохи империи, особое внимание обратив на их сексуальную жизнь. Мы сразу же столкнемся с возражением, что даже засвидетельствованные во многих источниках черты характера любой исторической фигуры настолько неопределенны, что всякая попытка изобразить ее не может не быть крайне субъективной; особенно это верно в отношении сексуальных представлений и опыта, являющихся наиболее интимной стороной жизни. Еще одно соображение: историки и поэты оставили нам весьма различные, а зачастую противоречащие друг другу описания таких людей, как Тиберий или Нерон. Да, возможно. Но будем честными. Не те же ли самые возражения применимы к описанию любого исторического факта? Есть ли такие периоды в истории, о которых мы можем судить действительно объективно? Не представляет ли собой каждый знаменитый исторический труд лишь более-менее субъективное воссоздание историком фактов? Речь идет даже не о таких авторах, как Ливий или Тацит, объективность которых остается предметом дискуссий. Но являются ли сочинения Моммзена, Бирта или Грегоровиуса действительно объективным описанием событий? К работам этих историков, безусловно, можно приложить знаменитые строки из «Фауста»: «То, что вы называете духом времени, – это дух мастера, отражающего время».

Следовательно, наша попытка нарисовать портреты некоторых знаменитых римлян и римлянок вполне законна.