Сексуальная жизнь в Древнем Риме

Тацит в своем «Диалоге об ораторах» указывает на упадок риторики (Диалог 28): «Кто же не знает, что и красноречие, и другие искусства пришли в упадок и растеряли былую славу не из-за оскудения в дарованиях, а вследствие нерадивости молодежи, и беспечности родителей, и невежества обучающих, и забвения древних нравов? Это зло сначала возникло в Риме, затем охватило Италию, а теперь уже проникает в провинции»[113].

Даже Сенека, обычно указывающий на хорошие стороны любой эпохи, вынужден признать, что Римская империя вступила в период старения, лишившись при принципате своей свободы (цит. по: Лактанций. Божественные установления, vii, 15).

Историк Флор, живший во II веке н. э., сравнивает развитие римской нации с развитием человека (i, 1): «Если представить римский народ одним человеком и рассмотреть всю его жизнь в целом: как он возник, вырос и, так сказать, достиг расцвета сил, как позднее состарился, то можно насчитать четыре ступени и периода. Первый возраст – при царях – длился почти четыреста лет, в течение которых римский народ боролся с соседями вокруг самого города. Это его младенчество. Следующий возраст – от консулов Брута и Коллатина до консулов Аппия Клавдия и Квинта Фульвия – охватывает сто пятьдесят лет, за которые он покорил Италию. Это было самое бурное время для воинов и оружия. Посему кто не назовет его отрочеством? Затем до Цезаря Августа сто пятьдесят лет, за которые он покорил весь мир. Ведь это сама юность империи и как бы некая мощная зрелость. От Цезаря Августа до нашего века неполные двести лет, когда из-за бездеятельности цезарей римский народ словно состарился и перекипел»[114]. Флор также видит в обширности и мощи Римской империи одну из причин ее упадка (i, 47; также iii, 12): «И я не знаю, было бы ли лучше для римского народа ограничиться Сицилией или Африкой или даже, не тронув их, господствовать в одной Италии, чем, поднявшись до такого величия, губить себя своими же силами. Ведь гражданские страсти породило не что иное, как избыток счастья. Прежде всего нас испортила побежденная Сирия, а затем азиатское наследие царя Пергама. Эти сокровища и богатства обрушились на нравы века и повлекли ко дну государство, погрязшее в тине собственных пороков… Откуда бы взялись рабские войны, если бы не переизбыток рабской челяди? И могло ли выступить против своих господ войско гладиаторов, если бы расточительность, распространившаяся для приобретения поддержки плебса, не поощряла его любовь к зрелищам и не превратила казнь врагов в некое искусство? Что касается более явных пороков, то разве они не результат стремления к занятию магистратур, в свою очередь вызванного жаждой богатства? Вот откуда марианская, а затем сулланская буря. А пышные пиршества и расточительная щедрость – разве не от богатства, которое тотчас не порождает бедность? Она бросила Катилину против своей родины. Откуда, наконец, сама страсть к господству и властвованию, как не от чрезмерных богатств? Именно это вооружило Цезаря и Помпея факелами фурий на погибель государству»[115].

Наконец, последним о том же самом писал Зосим – историк эпохи Гонория. Правда, он был не христианином, а убежденным сторонником старой государственной религии. Он видел вторжения готов и вандалов и полагал, что гибель империи (или, как он называет это, переход власти к германцам) является следствием того, что Рим отвернулся от веры отцов. Его мнение было у христиан столь непопулярным, что ученые объясняют порчу текстов Зосима их языческим содержанием. Однако они во многих отношениях представляют собой важное дополнение к христианской мысли и сочинениям того времени. Мнение Зосима о причинах гибели Рима появляется в разделах, описывающих правление Феодосия (iv, 59):

«Сенат все так же придерживался обычаев предков, и ничто не могло его вынудить на святотатство по отношению к богам. Феодосий собрал сенаторов и произнес речь, призывая их забыть свои, как он выразился, заблуждения и обратиться в христианскую веру, что означало бы забвение любых грехов и любого неблагочестия. Его речь никого не убедила, никто не желал забыть традиции, складывавшиеся с основания Рима, и предпочесть им глупое учение христиан. Они говорили, что благодаря помощи старых богов Рим уже тысячу двести лет не мог покорить ни один враг, но никто не знает, что случится, если старая вера будет заменена новой. Феодосий возразил, что простой народ не в силах оплачивать жертвоприношения и религиозные церемонии и что он сам хочет покончить с ними, потому что они ему не нравятся, да и на военные нужды требуются деньги. Хотя сенаторы ответили, что святые обряды невозможно исполнять должным образом, если за них не заплатит государство, закон о жертвоприношениях был отменен и стародавние римские традиции преданы забвению. И вследствие этого римская держава и империя ослабели и стали домом для варваров – вернее, лишившись всех своих обитателей, пришли в такой упадок, что были забыты даже места, где раньше стояли города».