Сексуальный дерзкий парень

Но тут я вспоминаю Анселя в холле, в трусах, флиртующего. Вспоминаю его голос у меня в ушах, вспоминаю, как он подтрунивал надо мной и как Финн подшутил над ним, стянув с него штаны при всех до колен. Вспоминаю, как Финн рассказывал мне о Брони. Я знаю, что в глубине души, там, за стрессом от работы, Ансель большой любитель поиграть и подурачиться.

Черт. Я только надеюсь, что эта игра ему по вкусу. Я не хочу ошибиться. Потому что ошибка отправит меня снова в темноту неловкого молчания.

Он медленно поворачивается, на лице его та легкая улыбка, которую я не видела уже несколько дней. Он снова оглядывает меня с ног до головы, от наколки до тоненьких, опасных шпилек. Взгляд у него огненный, я чувствую, как волна жара прокатывается по моей коже.

– Так вот чего ты хочешь? – шепчет он.

Подумав немного, я киваю:

– Думаю, да.

С улицы доносится какофония автомобильных гудков, Ансель ждет, когда в квартире снова воцарится тишина, а затем медленно произносит:

– О да. Ты пропустила беспорядок.

Я хмурюсь в притворном беспокойстве, рот мой приобретает форму буквы «о».

Он с драматическим жестом поворачивается, идет на кухню и достает из ящика бутылочку без опознавательных знаков. Я чувствую запах уксуса и думаю, что у него, наверно, есть свой собственный рецепт средства для мытья окон. Он касается меня рукой, передавая бутылочку:

– Ты должна помыть его перед уходом.

Я чувствую, как выпрямляется моя спина, потому что он идет вслед за мной к окну, глядя, как я распыляю жидкость на стекло. Внутри у меня разгорается огонь такой силы, какой я даже не ожидала. Он делает то, что я хотела, и хотя он заставляет меня мыть сейчас окно дочиста, это только потому, что я направляю его. А он просто играет свою роль.

– Пройдись тряпкой еще раз. Не оставляй разводов.

Когда я заканчиваю, стекло сверкает, на нем нет ни пятнышка, и за спиной у меня раздается легкий вздох.

– Теперь самое время принести извинения, не так ли?

Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он выглядит таким по-настоящему недовольным, что пульс у меня учащается еще сильнее, а в горле встает ком, горячий и трепещущий, и я бормочу:

– Извините. Мне очень жаль. Я…

Глаза его искрятся, когда он протягивает руку и кладет большой палец мне на нижнюю губу, заставляя замолчать.

– Хорошо. – Повернув голову в сторону кухни, он втягивает носом воздух, вдыхая аромат жареного цыпленка, а потом спрашивает:

– Ты приготовила ужин?

– Я заказала… – начинаю было я, но потом моргаю и поправляюсь: – Да, я приготовила ужин.

– Я хочу поужинать. – С едва заметной улыбкой он поворачивается и идет через комнату к обеденному столу, садится и выпрямляется на стуле. Я слышу шелест бумаги, когда он вскрывает почту, которую принес с собой и положил на стол. На меня он даже не смотрит.

Черт побери, он очень хорошо справляется со своей ролью.

Я иду на кухню, вынимаю еду из контейнера и располагаю на тарелке так красиво и аккуратно, как только умею, украдкой поглядывая в его сторону. Он ждет и читает почту, спокойно, совершенно вжившись в ту роль, которую играет: хозяин, который ожидает, пока служанка, то есть я, подаст ему ужин. Очень хорош, очень. Поставив бутылку вина на стол, я вынимаю пробку и наполняю его бокал. Красное вино утонченно мерцает в бокале, бросает таинственные отсветы на мою руку. Я ставлю на поднос тарелку и бокал и подаю ему ужин, опустив поднос на стол с тихим стуком.

– Благодарю, – произносит он.

– Приятного аппетита.

Я слегка наклоняюсь, не сводя глаз с письма, которое, я думаю, он специально оставил на столе так, чтобы я видела. Первое, что я замечаю, это его фамилия наверху, а потом длинный список различных инфекций, и напротив каждой стоит «не обнаружено»: это результаты анализов, которые мы сдавали.

И затем я вижу еще не открытый конверт рядом с его конвертом, адресованный мне.

– Это моя зарплата? – спрашиваю я, жду, пока он кивнет, и подтягиваю письмо к себе по столу. Быстро открыв, пробегаю список глазами и улыбаюсь. Все отлично.

Он не спрашивает меня о результатах, а я не собираюсь их ему сообщать. Вместо этого я встаю в сторонке и чуть позади него, сердце стучит в груди как сумасшедшее, и наблюдаю, как он ужинает. Он не спрашивает, ела ли я, и не предлагает мне поесть.

Но есть что-то такое в этой игре, в том, как он исполняет эту доминирующую роль, что заставляет бабочек в моем животе ожить и затрепетать, а кожу гореть. Мне нравится смотреть, как он ест. Он склоняется над тарелкой, и плечи его согнуты, а мышцы на спине напряжены и становятся отчетливо видны под светло-сиреневой рубашкой.

Что будет, когда он закончит есть? Продолжим ли мы игру? Или он прекратит представление, просто отведет в спальню и трахнет? Мне нравятся оба варианта, я сейчас особенно остро хочу его, теперь, когда смогу почувствовать каждый дюйм его кожи, но все-таки мне хотелось бы еще немного поиграть.