Сексуальный миф Третьего Рейха

Один раз между Хеленой Ганфштенгль и Адольфом Гитлером случилась встреча, которая осталась в ее памяти как очень неприятная, в то время как он, вероятно, считал ее в высшей степени эротичной. Гитлер в этот вечер навестил Ганфштенглей и допоздна засиделся в их гостиной. Потом Эрнст Ганфштенгль на пару минут вышел из дома, чтобы вызвать такси для своего гостя. Гитлер использовал это время и опустился на колени перед Хеленой. Он бросился к ее ногам, назвал себя ее «рабом», жаловался, как плохо, что он встретился с ней слишком поздно. В то время как Гитлер наслаждался этим «горько-сладким» событием, Хелена отчаянно пыталась поднять его на ноги. И ей удалось это сделать как раз перед возвращением ее мужа.

Конечно, сразу же после отъезда Гитлера она рассказала ему, что случилось. Но Эрнст Ганфштенгль не воспринимал это трагично, он считал, что «бедный парень сидит в своем одиночестве, как в ловушке, и чувствует время от времени потребность выступить в роли миннезингера». В этот вечер Ганфштенгль верил еще, что Гитлер влюблен в Хелену. Но в последующие годы он стал свидетелем множества подобных сцен. Он был рядом, когда Гитлер заваливал всех возможных женщин цветами и целовал руки. В течение этого времени Ганфштенгль пришел к выводу, что это странное поведение не имеет ничего общего с «эротическим желанием», а только лишь с другой формой желания – желанием показать себя. Он считал Гитлера «органическим импотентом», человеком, которого приводили в глубочайшее возбуждение не женщины, а только собственные речи. Хелена Ганфштенгль разделяла эту точку зрения. Позже она сказала о Гитлере: «Он существо среднего рода, но не мужчина».

Отношения между Гитлером и Ганфштенглями в течение нескольких лет стали заметно холоднее. Хелена приняла тот факт, что Гитлер изображал себя ее подобострастным рабом. Но она не была готова поменяться ролями, подчинять себя фюреру, как того требовал Гитлер. Так, в 1936 году на свадьбе одного из руководителей СА произошел окончательный разрыв. Все приглашенные гости приветствовали Гитлера предписанным «Хайль Гитлер». И только Хелена и ее сын Эгон сказали: «Здравствуйте, господин Гитлер». Он сразу убрал свою руку и больше не удостоил ни одного из них взглядом. Хелена еще в том же году разошлась со своим мужем и вернулась с сыном в Америку. Эрнст Ганфштенгль остался в стране еще на год, в 1937 году он покинул Германию.

Многие из современниц были знакомы с «Майн кампф» Гитлера, в которой он называл еврейскую расу «паразитом», «бациллой», «вампиром» или «грибком», который хотел уничтожить и стереть с лица земли. Одной из тех, кого восхищали подобные мысли Гитлера, была Винифрид Вагнер. Но эта женщина не была одной из многих тысяч поклонниц фюрера. Она относилась к тем немногим, кто мог сказать о себе, что их отношения к Гитлеру были «чисто человеческими, личными и доверительными».

Чтобы понять, как могло получиться, что между ними могла установиться такая связь, необходимо рассказать о жизни Винифрид Вагнер с самого начала. Она родилась 23 июня 1897 года в Англии в Гастингсе. Винифрид была дочерью немецкой актрисы и английского инженера-мостостроителя. Ее отец был музыкально одарен, в свободное время писал романы и критические статьи по музыке. В общем-то все указывало на безоблачное детство. Но родители Винифрид умерли, когда ей не было и двух лет. Девочку перевезли к датскому дедушке, который жил в очень скромном достатке в Лондоне. Но пожилой господин чувствовал себя несколько отягощенным обязательством заботиться о ребенке. Он даже подумывал убить себя и ребенка.

Но потом все-таки решил поместить девочку в приют для сирот, который Винифрид покинула только на несколько недель всего один раз за десять лет. Позже она мало рассказывала об этом времени, вероятно, хотела забыть о нем. В начале XX века сиротские приюты часто были местом, где за детьми никто не ухаживал, напротив, их унижали, с ними плохо обращались. Многое говорило о том, что Винифрид Уильямс в решающие ранние годы своего детства имела опыт, подобный тому, какой приобрел Адольф Гитлер. И возможно, этот опыт способствовал установлению той самой даже неосознанной связи в большей степени, нежели оперы Вагнера, о которых они могли часами говорить.