Сексус

– А почему ты их не снимаешь? – кивнул я на трусы.

– Нет, не сейчас, – неожиданно робко сказала она, и щеки ее покрылись легким румянцем.

– Ведь я их уже снимал, – сказал я. – Какая разница?

И я протянул к ней руку, словно собирался снова сдернуть их с нее.

– Не надо, прошу тебя, – взмолилась она. – Подожди, я приму ванну.

Помедлила секунду и добавила.

– У меня месячные только что прошли.

И для меня вопрос сразу же решился. Я тут же вспомнил свои лишаи вокруг члена. Ой, не надо! Пока я в здравом уме, никогда! Целовать Папу в задницу – да ни за что на свете! На ее трусах я заметил маленькое кровяное пятнышко. «Никогда в жизни, – подумал я, – нет, сэр!»

– Хорошо, – сказал я, – принимай свою ванну. А я пока здесь прилягу.

– А ты потрешь мне спинку? – спросила она, и улыбка стала озорной.

– Разумеется… само собой, – сказал я.

Я повел ее в ванную, почти подталкивая сзади, очень уж мне хотелось поскорее от нее избавиться. Но когда она улеглась и принялась намыливаться, почувствовал, что даю слабину. Я взял из ее рук мыло и стал сам намыливать ее кустик. Она извивалась от удовольствия, когда мои намыленные пальцы скользили по ее волосам.

– Думаю, там все в порядке. – Она приподняла таз и руками раздвинула губы.

– Посмотри. Ты что-нибудь видишь?

Я вставил глубоко в нее средний палец правой руки и стал нежно массировать. Она лежала на спине, закинув руки за голову, и медленно двигала тазом из стороны в сторону.

– Господи, как хорошо, – сказала она. – Продолжай. Поделай так еще немного. Может быть, мне расхочется спать.

Движения ее становились все энергичнее. Вдруг она расцепила закинутые за голову руки, мокрыми пальцами расстегнула мою ширинку, вынула член и обхватила его губами. Она действовала совершенно профессионально; покусывала, щекотала языком, дула на него, потом отпускала на короткое время. Я спустил ей в рот: она глотала сперму так, словно пила нектар и амброзию.

Затем снова погрузилась в ванну, тяжело вздохнула и прикрыла веки.

«Как раз время сматываться», – подумал я. Сказал, что схожу за сигаретами, схватил шляпу и выбежал прочь. На лестнице, сбегая по ступеням, поднес к носу свой палец. Пахло вполне прилично. Скорее мылом, чем еще чем-нибудь.

Прошло несколько вечеров, и в театре должны были давать спектакль для узкого круга приглашенных – прогон предстоящей премьеры. Мона умоляла меня не ходить: она будет нервничать, зная, что я сижу в зале и смотрю, как она играет. Сначала это меня расстроило, но в конце концов я с ней согласился. Мы договорились встретиться после спектакля у служебного входа. Она назвала точное время.

Я появился там раньше и подошел не к служебному, а к главному входу. Волнуясь, я впился глазами в афиши: сейчас увижу ее имя, набранное жирным шрифтом…

Толпа выходящих из театра зрителей схлынула, я перешел на другую сторону улицы и стал наблюдать. Я не отдавал себе отчета, зачем я здесь, на противоположной стороне, просто стоял, и все. На мостовой перед театром было много такси, а освещение было не слишком-то ярким, скорее темноватым для театра.

Внезапно я увидел фигурку, метнувшуюся к маленькому, щуплому мужчине, очевидно, ожидавшему такси. В фигурке я узнал Мону. Она расцеловала маленького мужчину, а когда такси с ним отъехало, долго махала вслед рукой. Затем ее рука безжизненно упала, и несколько минут она стояла как будто в глубокой задумчивости. А потом быстрыми шагами вернулась к театральному подъезду и исчезла за дверями.

Когда несколько минут спустя я встретил ее у служебного входа, она выглядела какой-то опустошенной. Я рассказал ей о сцене, свидетелем которой только что был.

– Так ты его видел? – спросила она, нервно сжимая мою руку.

– Да, но кто это был?

– Мой отец. Он встал с постели, чтобы прийти в театр. Знаешь, он долго не протянет.

Она говорила, и слезы блестели у нее на ресницах.

– Он сказал, что теперь может умереть спокойно.

Ее голос пресекся, она закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Мне надо было проводить его домой, – произнесла она упавшим голосом.

– Почему ты не захотела, чтобы мы с ним встретились? – спросил я. – Мы могли бы его вместе проводить.

Но дальше обсуждать эту тему ей не хотелось. Мона хотела поехать домой одна и выплакаться там. Что я мог поделать с этим? Я мог только не возражать ей – ситуация была слишком деликатной.

Я посадил ее в такси, посмотрел вслед. Мне надо было успокоиться. Лучше всего, решил я, погрузиться в толпу. Я прошел совсем немного, когда на углу Бродвея женский голос окликнул меня по имени. В то же мгновение женщина оказалась рядом со мной.

– Ты мимо меня прошел, даже не заметил, – произнесла она. – Что с тобой? Ты как в воду опущенный.

Ко мне протянулась рука, словно желавшая обнять. Это была Ирма, бывшая жена Артура Реймонда.

– Забавно, – продолжала она. – Я только что видела Мону, буквально несколько секунд назад. Она выскочила из такси и побежала по улице. Была явно не в себе, растерянной. Я хотела позвать ее, но уж слишком быстро она бежала, даже меня не заметила. Вы что, уже не вместе? А я думала, что вы все еще живете у Артура.