Сексус

Я кивнул, мне было и забавно, и в то же время я злился. Это был тип ирландца, совершенно мне противопоказанный. Я уже предвидел неминуемое расследование: Почему? Почему нет? Это как же? Что вы об этом думаете?

Как обычно, поначалу я решил быть терпеливым и во всем с ним соглашаться. Но ему не хотелось, чтобы я соглашался, ему хотелось спорить.

В первые несколько минут я не проронил ни слова, а он то подкалывал меня, то объяснялся в любви и симпатии.

– Вы как раз такой парень, которого я хотел бы встретить, – сказал он, распорядившись о новой выпивке. – Вы много чего знаете, но говорить не хотите. Я для вас не слишком интересен, я для вас простачок. Вот тут-то вы и ошибаетесь! Может быть, я знаю кучу вещей, о которых вы и не подозреваете. Может быть, я могу вам рассказать кое-что интересное. Почему бы вам не расспросить меня?

Что же мне ему сказать? Мне ни о чем не хотелось его спрашивать. Я раздумывал, как бы встать и уйти, не обидев его. Мне никак не хотелось вжиматься в спинку стула, уклоняясь от длинной волосатой руки, и лопотать что-то вежливое, и поджариваться на допросе с пристрастием, и спорить, и выслушивать оскорбительные замечания. Да к тому же я еще не пришел в себя от неожиданного поступка Флорри – ее рука словно продолжала шастать по моей ширинке.

– Вы что-то не в себе, – сказал он. – Я всегда считал, что писатели за словом в карман не лезут, уж скажут так скажут. Неужели совсем не хотите общаться со мной? Может быть, вам физиономия моя не нравится? Послушай, — он накрыл мою руку своей лапищей, – давай напрямик… Я же тебе друг, пойми это. Я хочу поговорить с тобой. Ты собираешься мне что-то рассказать, что-то, чего я еще не знаю, хочешь расколоться. Может, мне это сразу и не пригодится, но я буду внимательно слушать тебя. Мы же пока не уходим отсюда, правда?

И он улыбнулся мне одной из тех чертовых ирландских улыбок, в которых всего намешано: и дружелюбие, и искренность, и смущение, и свирепость. И значила она, что он или все вытянет из меня, или мне несдобровать. По какой-то необъяснимой причине он был уверен, что я обладаю чем-то крайне для него важным, что у меня есть какой-то ключ к тайнам жизни и даже, если он этот ключ не приберет к рукам, службу он ему все-таки сослужит.

Мне стало страшно. С подобными ситуациями я справляться не умел. Мне было бы проще прикончить этого ублюдка.

Нанести мне психологический апперкот – вот чего он добивался. Он, наверное, устал выпытывать подноготную у своих обычных клиентов, ему требовался свежачок, над которым он поработал бы всласть.

Я решил и в самом деле идти напрямик. Проткнуть его одним решительным выпадом, а там положиться на свою находчивость.

– Значит, вы хотите, чтобы я был откровенным? – Улыбка моя была не в пример ему: открытая, без всяких примесей.

– Конечно, конечно. – Он встрепенулся и подхватил мой тон. – Давай смелей. Я все выдержу.

– Ну что ж, начнем, – сказал я, по-прежнему улыбаясь. – Вы ничтожество и сами это знаете. И чего-то вы боитесь, я пока не понял, чего именно, но дойдем и до этого. Передо мной вы прикидываетесь дурачком, кажется, ни в грош себя не ставите, а на самом-то деле цените себя высоко, считаете себя важной персоной, крепким парнем, который якобы ничего не боится. Это вы-то? Чушь, и вы это сами знаете. На самом деле вас переполняет страх. Говорите, что сможете выдержать… Выдержать что? Удар в челюсть? Конечно, выдержите с такой мордой. А выдержать правду хватит сил?

Он ответил мне ясной, сияющей улыбкой. Но стоила она ему немалого: лицо побагровело и сил на то, чтобы произнести что-нибудь вроде: «Да, да, продолжайте», не хватило; пришлось ограничиться механической улыбкой.