Секта

Один из них, бесспорно, претендовал на философскую глубину:

«В бессмысленном — истина».

Значит, какая-то отправная точка все же существовала.

Агент Моркрофт был достаточно искушен, чтобы не распознать в хэппининге типичное психоделическое действо. Предполагалось, что за флером заведомого абсурда скрыта некая сверхчувственная реальность, выходящая за рамки повседневного опыта. Проникнуть в нее можно было либо с помощью наркотиков, либо через систему символов, когда любой знак — белая линия на лбу или черная точка на переносице — становится как бы паролем мистического сознания. Звук, цвет, запах, поза медитации, даже поднятый вверх палец — все, что угодно, могло стать кнопкой, блокирующей сторожевую систему рационального мышления.

В Йельском университете Моркрофт защитил диссертацию на тему «Символизм молодежной контркультуры». Под наблюдением врачей он опробовал на себе действие ЛСД, мескалина и псилобицина. Эксперимент выбил из колеи на шесть месяцев, но принес драгоценный опыт. Агент возвратился в Нью-Йорк с твердым намерением добиться разрешения на прослушивание телефонных переговоров Пола О’Греди. Однако, вопреки всем доводам, окружной судья воспротивился. Проповедник нигде не преступил черту закона и, кроме расплывчатых подозрений, на него ничего не было.

Глава двадцать седьмая Мистика чистой воды

Как бы выразился мистик, в «Регент Универсал Банк» ударила стрела Аримана. Кидин ничего не знал о боге зла древних иранцев, равновеликом доброму Ормузду, но в том, что настала черная полоса, не могло быть сомнений.

Убийство Лобастова, арест Тамары Клевиц, судебные иски против «Тетраэдра», «Остапа» и АО «Сибирь Петролеум» хоть кого могли выбить из равновесия. Потери исчислялись в семнадцать миллионов долларов. Едва ли удастся переложить все целиком на плечи мелких акционеров, а если и удастся, то скандал гарантирован. Впрочем, скандал слишком слабое слово! Очереди негодующих вкладчиков, требующих выплаты задержанных дивидендов, корреспонденты с фотоаппаратами и видеокамерами, новые иски и дальше по принципу домино: изъятие вкладов, падение рейтинга — страшный сон. Не то, что громкая заваруха, но даже слух о временных затруднениях, и тот способен насторожить зарубежных клиентов. А они уже идут, слухи. Разлетаются по Москве на крыльях Вельзевула — Повелителя мух.

Про Вельзевула, он же Баал Зебуб, Иван Николаевич тоже надежной информацией не располагал и менее всего об оном задумывался.

Хватало и без ваала: Асахара, японцы, слабак Каменюка, не устоявший перед вымогательством Баржина. Это же надо: отвалить четыреста миллионов на избирательную кампанию! Кретин… Главное, время нашел подходящее. Того и гляди, могла нагрянуть ревизия Центробанка или дорогие гости из налоговой полиции. В высоких кабинетах уже заранее поджали хвосты. Может, что-то проведали? Нюх на падаль у шакалов звериный.

Вместе с главбухом Галабухой Кидин занялся проверкой документации. Как и следовало ожидать, при переводе денег из Сбербанка в «Сибирь», а затем обратно, Югевиц себя не обижала. Хотя и умеренно, но подворовывала на сложных процентах.

О, если бы все ограничилось жалкими миллионами деревянных! Иван Николаевич не поверил своим глазам, когда подняли договора. Такое и в страшном сне не могло присниться. Сразу вспомнилась незаполненная графа в платежной ведомости. Страницы контракта зияли такой же жуткой и вызывающей пустотой. Но если Мухарчик, вольно или невольно — неважно, наказал банк на свою годовую зарплату, то тут пахло полнейшим крахом.

— Что эт-то т-такое? — стуча зубами, еле выдавил из себя президент, терзаемый болью рвущихся в мозгу сосудов. — Я вас спрашиваю, Антон Валерьянович?

— Где, Иван Николаевич? — дернув румяными щечками, Галабуха опустил очки на кончик носа. Его налитые губы, окаймленные подковой усов и курчавой бородкой, сегодня более, чем вчера, напоминали анальное отверстие. — Где?

— В польте! — заорал Кидин, содрогнувшись от бешенства. — Как прикажете понимать? — он тыкал трясущимся пальцем в девственные, первозданной чистоты пробелы, где полагалось стоять печатям и подписям партнера. Но не было ни подписей, ни печатей. Параграфы, в которых излагались обязательства другой стороны, тоже оказались вне машинописного оформления.

И вновь повторялась мудрая сказка о голом короле и хитроумных портняжках. Там, где Иван Николаевич не видел не то, что буковки, но даже ничтожной запятой, Антон Валерьянович свободно различал строчки текста. Уверенно называл реквизиты, сроки поставок и перечислений, штрафные санкции.

— Но где? Где? — кричал Кидин, чувствуя близость умопомешательства. — Где ты все это увидел, мать твою перетак!

— Да вот же, Иван Николаевич! — теперь трясся уже и Галабуха, с которого мигом слетел апоплексический румянец. — Оформлено по всем правилам.

— Оформлено, говоришь?

— Оформлено.

— И печать, скажешь, есть?

— И печать, Иван Николаевич, — главбух разъял кольца и вынул контракт, перевернув его вверх последней страницей. — Извольте!