Секта

Тем и опасна секта: сладкоголосый оборотень, заманивающий доверчивых детишек в заколдованный замок. Волк, пробравшийся к ягнятам в ладно пригнанной овечьей шкуре. Вызов, бросаемый обществу прямолинейным антисемейным бунтарством «балдеющих» подростков и организованной эмансипацией экзальтированных дам и девиц, в сравнении с этим, надо признать, всего-навсего безобидный детский лепет. Секта сильна тем, что семье в качестве конкурентоспособной альтернативы она противопоставляет семью. Семейным ценностям — семейные, семейной организации — семейную же… Но с фирменным «знаком качества».

Важно отметить, что Бафорд Джо Ходжес ничего особенного не придумывал и не изобретал. Он просто ловко и, можно сказать, квалифицированно воспользовался разрушительной антисемейной механикой, разработанной, апробированной и отлаженной его многочисленными собратьями и предшественниками. Всего лишь прилежный продолжатель традиции, но уж никак не её зачинатель.

Точно так же не выдумывал и не изобретал преподобный Ходжес свои методы «программирования». Секта и здесь отнюдь не уникальна.

Но самый мрачный парадокс заключается в том, что методы эти, точно так же, как и ценностно-символическое оформление секты, заимствованы все из того же источника — из разрушаемой ею семьи. Семью и здесь бьют её же оружием.

От чего бежит в «секту» Джефф Рид? Он сам объясняет это с исчерпывающей полнотой и яростью: «Родители всё время ссорятся. Они не любят друг друга. Маму интересует только бридж и вечера в дамском клубе, а отца — только деньги. Деньги, деньги и деньги. Мы с ним всё время ссорились… — он хотел, чтобы я стал таким же, как он. Чтобы учился в том же колледже и делал всю жизнь то же, что и он…»

Джефф бежит из семьи, спасаясь от равнодушия родителей и вечного требования быть послушным семейной традиции, олицетворяемой её живыми носителями. Это и есть две неразрывно связанные между собой стороны родительского программирования, жестокость и жёсткость которого открыл в середине 60-х годов американский психотерапевт Артур Янов.

Янов не пользуется особой популярностью среди своих коллег — уж не потому ли, что выявленная им реальность отношений между родителями и детьми чересчур страшна и беспощадна? Он обнаружил в основе невротических переживаний, терзающих человека в зрелом возрасте, боль и страдание, скопившееся в нём под действием издевательств и оскорблений, физических и моральных, которыми, подчас незаметно для себя самих, родители раз за разом подвергали его в детстве и раннеподростковом возрасте. То, что родители делают ненамеренно и незаметно для себя, профессиональные «промыватели мозгов» совершают сознательно и целенаправленно. И с тем же результатом формируют страх непослушания и стремление угодить тюремщику. То же делает с Учениками Бафорд Ходжес с его армией Старцев и Наставников. Только более изощрённо. И, если хотите, более вкрадчиво, бережно и осторожно.

Применительно к секте, её ритуальном, номам и методам воздействия слово страх и производные от него Эрлих употребляет не менее десятка раз. И ни разу — применительно к тому, как обращаются с Джеффом его отец и другие доброжелатели, включая самого «Дьявола» Джона Морса. А между тем сцена похищения Джеффа отцом, старшим братом и другом Джо в повести одна из самых жестоких. «Джефф сопротивлялся так, словно защищал свою жизнь, но отец с братом уже подтащили его к машине, пригнули к открытой дверце. Джо с заднего сиденья схватил Джеффа за волосы и рванул на себя (!), в то время как Кен толкал его снаружи». «Джо заломил ему руки назад, Фрэнк достал наручники и защёлкнул их на запястьях сына». В инструкциях и планах Морса Джефф фигурирует как неживой предмет, и Фрэнк Рид подозрительно быстро привыкает к тому, что тот «говорит о сыне, как персонаж гангстерского фильма об облюбованном сейфе».

Родной отец, родной брат и те, кто действует их именем, куда меньше церемонятся с Джеффом, чем сладкоречивые «братья» и «отцы», новообретённые им в секте. Почему? Да потому, что для своих родителей Джефф и есть сейф — ценный предмет, правда, тяжеловатый и неуправляемый. Его внутренний мир, сомнения, надежды и страдания — наличия всего этого в нём, конечно, признаётся, но чисто умозрительно. «Ты и мой отец во грехе никогда не понимали меня», — выкрикивает Джефф при встрече с матерью. И наивно полагать, что слова вложены в его уста преподобным Ходжесом или кем-то из его клевретов. Он для своих родителей — прежде всего собственность, на которою они, по их мнению, имеют неотъемлемые священные права. Любят ли они его? В определённом смысле — конечно. «Люди с установкой на обладание хотят владеть теми людьми, которых они любят… Это легко заметить в отношениях между родителями и детьми…» — писал Эрих Фромм, описывая процесс дегуманизации человеческих отношений в современной западной культуре. Любят как собственность. Похищая Джеффа, родители возвращают себе свою собственность, отчего и преисполнены убеждения, что имеют моральное право на любое насилие.