Секта-2

Теперь судно шло курсом на маяк. Казалось, что вот он, совсем рядом, но не тут-то было: свет с башни высотой в полтораста метров, отлично видимый на расстоянии, обманчиво приближал берег, остававшийся все еще слишком далеко. Галера, легкая, стремительная, грациозная, шла полным весельным ходом, делая не менее восьми узлов. Корпус ее содрогался от движений гребцов, а весла с глухим и мощным звуком вспарывали бескрайнее морское тело. Шуки сидел на канатном ящике, скрючившись, подперев кулаком голову, и помалкивал. Со стороны казалось, что он задремал или задумался о чем-то, прикрыв глаза. Возбуждения Шимона и Фомы, их восторженных изъявлений он будто и не замечал вовсе, был целиком погружен в свои мысли, судя по меланхоличному выражению лица, довольно невеселые. Шимон принялся тормошить своего товарища, привлек к этому делу и Фому, и вдвоем им удалось стащить молчаливое изваяние с постамента.

– Чего ты молчишь, будто окаменел?! – по очереди допытывались они у Йегошуа, а тот лишь отмахивался, словно безуспешно пытался отогнать назойливых мух. Наконец не выдержал:

– А с чего мне быть словоохотливым? Я вашей пустой радости разделить не могу. Не вижу повода.

– Но почему же? Почему это?! – прокричали Шимон и Фома хором, и в этом их вопле сквозили досада и страх одновременно. Они мнили, что впереди лишь череда веселых приключений и новых открытий, а теперь, глядя на реакцию Шуки-мудреца, в способностях которого, особенно после той памятной рыбалки, сомневаться не приходилось, они и впрямь испугались, как дети, не ведающие, что за опасность поджидает в темной комнате.

– Эй, Шуки, да брось ты печалиться! Нас ожидает великий город, сравнимый, быть может, с самим только Римом, если даже не превосходящий его. Говорят, что в Александрии есть все, что только можно встретить под солнцем и звездами нашего мира. А сколь много разных людей живет здесь! Их тьма, их сотни тысяч! – Шимон присел рядом на корточки и, подобно преданной собаке, снизу вверх поглядел на товарища. – Даже наш любезный, но никому не верящий Фома и тот всерьез рассуждает о том, что мы в этом городе могли бы немалого достичь.

– Например? – Йегошуа сразу заметно оживился. Он скрестил руки перед грудью, дернул головой, отбрасывая упавшие на высокий лоб спутанные пряди, выставил вперед ногу – ни дать ни взять римский оратор готовится победно выступить перед пресыщенными жизнью сенаторами. Обратился к Фоме: – Что же ты предлагаешь? Стать купцами или чиновниками? Рабов завести? Выстроить огромное жилище и привести туда побольше наложниц для сотворения с ними всякого разврата, угодного Ариману[25] и Сатане? Нет, Фома, ты не отнекивайся, я читаю в тебе открытую книгу жизни лучше, чем сам ты понимаешь, что именно в ней написано. И твои мечты о мелком расстраивают меня до такого состояния, что будто бы твердь уходит из-под ног. – Йегошуа скептически посмотрел на корабельную палубу. – Пусть даже такая зыбкая и ненадежная твердь. Не для того все мы оставили дом и родных, не за тем плывем в дальние страны, чтобы по доброй воле выставить себя перед удачей мирской на лов, как лисицу выставляют перед гончими. Нам предстоит выучиться, познать великое множество вещей, и все для того, чтобы постичь наш путь в этой жизни! Ответить самим себе на вопрос: кто мы здесь? Для чего живем? К чему нам стремиться?

– Но зачем все это? – с явной досадой в голосе прервал его Фома. – Не лучше ли попытаться стать в этом великом городе уважаемыми, почетными гражданами, обретя богатство и почести, сравнимые с теми, которые оказывают в Иудее и купцам, и чиновникам, и прочим деловым людям? У нас есть немного денег, вполне хватит, чтобы начать свое дело, есть молодость и силы. У тебя есть способность раздвигать воды морские, значит, и все другое тебе по плечу! Ты мог бы стать великим купцом, столь же богатым, как сам царь Соломон, да пребудет душа его в райских кущах, – принялся рассуждать корыстолюбивый Фома, – будешь владеть кораблями и караванами из сотен верблюдов! А мы с Шимоном, – он потупился с наигранной скромностью, – мы будем подле тебя, как твои друзья и ближайшие соратники. Глядишь, и нам от твоей милости что-то да перепадет…

– А ведь и впрямь хорошее дело предлагает Фома, – начал было Шимон, но осекся, увидев выражение глаз Йегошуа. Он смотрел на своих приятелей с такой неприкрытой укоризной, что тем стало не по себе.