— Завербовали, околдовали, загипнотизировали — я не знаю, что они с ней сделали, только она потеряла себя. Вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я вовсе не собиралась ни о чем просить. Поймите же вы наконец, что над всеми нависла угроза вселенской катастрофы! Нужно бить во все колокола, иначе они сделают это!
— Снова — они! Так мы далеко не уедем… Бить во все колокола! Легко сказать. Почему же не бьете? Написали бы хоть в вашей газете. Глядишь, письма пойдут. Кто-то откликнется, вот и потянется ниточка.
— Я писала и буду писать, но вы же ничего не читаете. Никто не читает… Нет, вы не думайте, у нас большой тираж, но круг немного не тот, специфический. Власть предержащие о нас и не знают. Простите, что напрасно отняла у вас время.
— Не стоит. Был рад знакомству, Майя.
Корнилов не чувствовал угрызений совести, что вынужден был валять дурака. Скрыв за маской холодного безразличия свой интерес к секте, он действовал профессионально, и только. Но какая-то смутная неудовлетворенность не давала ему покоя.
На работе уже знали о новом назначении. Восторженные, но далеко не всегда искренние поздравления, намеки на скромный банкет и все прочее, что обычно полагается по такому случаю.
Улучив свободную минуту, он навел справки о Майе Раздольской. По линии МВД и ФСБ на нее ничего не было. Но на психиатрическом учете она состояла.
«Жаль!»
Глава сорок четвертая Гамбург
Полнолуние в Северной Корее ознаменовалось дивным видением. Сотни поколений привыкли различать волшебного зайца в тенях на светлом лике владычицы ночи, но что-то неуловимо переместилось в их причудливых сочетаниях, и толпы людей, заполнивших улицы Пхеньяна, увидели вдруг знакомые черты «любимого и уважаемого вождя и отца». Знамение было истолковано однозначно: душа почившего Ким Ир Сена теперь на Луне.
Южнее тридцать восьмой параллели, в столице Южной Кореи — Сеуле, где еще оплакивали жертв рухнувшего универмага и обвалившегося моста, ночь прошла без чудес. Полная луна, обливая фосфорическим глянцем черепицу древних буддийских храмов, несла сквозь легкие облачка с детства знакомый профиль трудолюбивого зайца, занятого приготовлением эликсира бессмертия.
Когда же заступило на стражу дневное светило и, поднявшись в зенит, озарило исполинскую чашу олимпийского стадиона, в ложе появился живой бог.
Сан Мён Мун, сопровождаемый неразлучной супругой, приблизился к микрофонам и, подняв благословляющую длань, открыл свадебную церемонию. Божественную чету, облаченную в желтые — цвет императоров — одежды, в венцах со звездами на челе, глубоким поклоном почтили семьдесят тысяч пар, готовых связать себя священными узами брака. Подобной свадьбы не видел мир. Недаром сообщение о ней заранее было послано редакторам Книги рекордов Гиннесса. Оригинальность данного спортивно-матримониального предприятия заключалась не только в его беспрецедентной массовости. Подавляющее большинство женихов и невест впервые увидели своих суженых только здесь, на стадионе. Официально считалось, что пары подбирал лично Мун. На самом деле он лишь утвердил списки, подготовленные в приходах его вселенской «церкви унификации».
В тот же день, но с учетом движения Солнца по часовым поясам, аналогичные мероприятия, правда, не столь грандиозных масштабов, прошли в Париже, Гамбурге, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Торонто и Москве.
Бывший слесарь и недоучившийся студент, Мун решил напомнить о себе заблудшему в пороках человечеству в самый критический момент, когда сорвалась и погасла звезда Асахары, а на горизонте в кровавых испарениях появилась неведомая доселе комета, влача за собой шлейф пугающих слухов. По мысли устроителей, возможно, интуитивной, свадебное веселье призвано было развеять мрачные опасения, связанные с преступной деятельностью «АУМ сенрикё», эсхатологическими проповедями Лиги последнего просветления и прочих сект, запятнавших свои непорочные ризы человекоубийством. Сколь коротка память поколений! Никто и не вспомнил, что «живой бог» — Мун называл себя то Иоанном Крестителем, то самим Христом — сидел в корейских тюрьмах за совращение малолетних прихожанок, а в Америке — за неуплату налогов. Джимми Джонс, умертвивший всю свою паству, тоже на первых порах объявлял себя земным воплощением Иисуса, Будды и председателя Мао Цзэдуна в едином лице, но быстро опомнился, удовольствовавшись скромным титулом бога вообще.
Юные супруги, впервые в жизни взглянувшие друг другу в глаза, ничего не знали о боге по имени Джимми, сгинувшем в тропических дебрях, как не помнили и слышать не желали о сексуальных похождениях Сен Мён Муна, ибо нет прошлого у богов.
Все времена тонут в бездне вечности.
Четыре миллиона адептов восторженно приветствовали своего кумира, совершавшего вояж по странам и континентам.
В Москве его принимал президент Горбачев, едва ли сознававший, с кем он имеет дело. Мун, Асахара, Рон Хоббарт — какая разница? Главное — харизматический лидер.
— «Мунизм — государственная религия России», — провозгласил Мун еще при коммунистах, и такое сошло.