Секта

— Извольте, — Каренов отыскал в истории болезни нужное место. — «Нет, ваша светлость, вы больше меня не увидите. Это упражнение «вальсальва», а на лягушке — кровь». Записано, когда Калистратов находился в особенно тяжелом состоянии. Его галлюцинации приобрели уже совершенно фантастический характер, и бред величия вышел на первый план, начал доминировать.

— И что это значит?

— Доминировать?

— Упражнение «вальсальва».

— Вы уловили самую суть! — похвалил Каренов. — Я не знаю, что это за упражнение и существует ли такое слово вообще — шизофреники живут в мире фантазий. Но проявление разорванности речи здесь налицо. Очевидно, что ни лягушка, ни эта «вальсальва» никакого отношения не имеют к графине, от которой никак не удается скрыться Латоесу. Кстати, тут записано, что в тот момент он уже не барон Латоес, а граф Йорга, сын самого Дракулы! Так он и прогрессирует, бред величия.

— И как же вам удалось с этим справиться?

— Пришлось опробовать разные методы — от инсулиновой терапии до электрошока, пока не вышли на оптимальный режим. Нейролептики, антидепрессанты… Галоперидол он переносил плохо, да и существенных сдвигов не наблюдалось. Аменазин — тоже. Лучше всего показали себя этаперазин и трифтазин. Последний давали в усиленных дозах, чередуя с пимозидом. В итоге, как видите, удалось снять наиболее острые проявления. Последний месяц перед выпиской больной вел себя исключительно спокойно, рассуждал вполне здраво, словом, его поведение было вполне адекватным.

— Вы уверены, что тот случай в метро больше не повторится? Или еще что-нибудь, более серьезное? Убийство, например.

— Полной уверенности в таких вещах быть не может. Никогда не знаешь, чем вызван очередной рецидив. Тут и сезонные факторы, и, представьте себе, луна, и масса самых зачастую вовсе не предсказуемых факторов. Но убийство… Не знаю, не думаю. Проявление агрессии у Калистратова не отмечено. Мы и поместили его на втором этаже только по этой причине.

— Он, что, привилегированный у вас, второй этаж?

— Вовсе нет, — засмеялся Каренов. — Какие уж тут привилегии. Просто, удобства ради, тяжелых больных разместили на первом. Там режим усиленный и персонала побольше. А на втором у нас контингент более предсказуемый.

— Не буйные, значит?

— Всякое случается, но в общем и целом — да.

— Вроде есть и третий этаж?

— Там выздоравливающие и не слишком закоренелые алкоголики. Есть и парочка наркоманов, из тех, что еще поддаются лечению.

— И как успехи? — заинтересовался Морозов.

— Работаем, — неопределенно пожав плечами, ответил врач. — Надеемся. Скажу честно, проблема архисерьезная. С появлением на рынке синтетических препаратов она окончательно вышла из-под контроля. Чего вы хотите, когда в одном грамме «Белого китайца» десять тысяч доз. Кошмар!

— Сектанты всякие случайно не попадали? — почти по наитию спросил Морозов.

— С этими труднее всего, — улыбчивый доктор заметно помрачнел. — Бывало, раньше пачками к нам направляли по линии органов. Кроме дискредитации профессии психиатра, ничего путного подобная практика не принесла… Нет, с сектантами мы давно не работаем.

— А если сектант одновременно является и наркоманом? Бывают такие случаи?

— Чего только в жизни не бывает! Все возможно.

— С такими не сталкивались?

— Нет, — односложно ответил Каренов и с озабоченным видом принялся перебирать бумажки.

— Я почему спрашиваю, доктор, — исподволь подготовив атаку, Морозов выбросил козырного туза. — Дело в том, что жену Калистратова нашли мертвой: убита ножом в сердце.

— Не может быть! — Каренов заметно побледнел.

— Вот, полюбуйтесь, — Морозов веером разложил по столу фотографии.

— Какой ужас!

— Обратите внимание, — склонившись над снимком, Морозов очертил ногтем место, отмеченное стрелкой, — у нее удалена печень.

— Господи! — простонал врач. — Неужели Калистратов — «Печенкин»?!

— Пока утверждать нет достаточных оснований, но дело, как видите, серьезное.

— Чем я могу помочь? — Каренов снял шапочку, обнажив загорелый кружок лысины, и отер вспотевший лоб.

— Сходный почерк зафиксирован в четырех случаях, — Морозов собрал фотографии в пакет, откуда извлек несколько новых. — Пока, — добавил многозначительно. — И по крайней мере в двух мы имеем дело с явными наркоманками, принадлежавшими к какой-то секте или же банде. Вам не встречалась похожая наколка?

Не отрывая взгляда от зеленых драконов, несущих на хребте пламенеющих дьяволиц, Каренов молча покачал головой.

— Значит, не встречалась, — разочарованно протянул Морозов.

— Первый раз вижу.

— Как вам кажется, кто он, этот «Печенкин»: сексуальный маньяк, шизофреник?

— Трудно сказать… Может, охотник за трансплантантом?!

— Думали уже, думали… Печень наркомана — не лучший подарок. Или все-таки могли всучить?

— Всучить-то могли, но при первом же биохимическом анализе обнаружится, что товар с гнильцой… Впрочем, это уже их дело. Я бы на вашем месте ничего не стал исключать: ни маньяка, ни пересадку органов.

— И Калистратова — «Печенкина»? Способен он на такое?