Секта. Роман на запретную тему

…Аритмия давно закончилась, Валя несколько раз заглядывала к нему за ширму, и они перебрасывались ничего не значащими словечками. Как раз тот случай, когда хочется о многом сказать, но время еще не пришло, да и обстановка не располагает к романтике. Кто знает, где водится любовь? Ей не только все возрасты покорны, она живет везде, и нет на земле такого места, где нельзя было бы ее встретить, надо лишь внимательно смотреть по сторонам.

Валино дежурство заканчивалось утром. Из больницы они вышли вместе, Гера оглянулся:

– Не хочется сюда возвращаться.

Валя грустно улыбнулась:

– А у меня выбора нет. Через двое суток новое дежурство.

Они некоторое время шли вместе и у ворот больницы остановились. Гера, заметив свой потрепанный «уазик», понял, что ему придется расстаться с рыжей медсестрой, и скорее всего, что навсегда.

– О чем ты сейчас подумал?

– О том, что вон там стоит моя машина и мне надо ехать. Очень жаль…

– А тебе обязательно?… Ехать прямо сейчас.

– Да вообще-то я и так уже задержался прилично. Меня станут искать.

– Твоя семья?

– Нет. С работы.

– А как же семья?

– У меня вместо семьи кот. Ему наплевать, где я.

– А у меня бабка. Она полоумная и не встает уже. Так вот и живу: сутки в больнице, двое с бабкой. Весело, правда?

Гера растерянно кивнул:

– Веселее не бывает. Ты далеко отсюда живешь?

– Двенадцать остановок на рейсовом автобусе. Ходит раз в час.

– Я тебя подвезу.

– Спасибо, что предложил. Я бы сама не стала напрашиваться.

– Почему?

– А ты не слышал, что рыжие девушки сплошь недотроги и гордячки?

– Поехали, недотрога. За каждый грамм бензина я потребую от тебя множество мелких услуг.

– А именно?

Она вот-вот была готова обидеться, и это так удивило Геру, что он рассмеялся:

– Душ, кружка чаю, бутерброд. Хочется человеческого отношения после казенных харчей. Я заплачу, сколько скажешь.

Она закусила губу и насмешливо поглядела на него:

– Чего, такой богатый? Поехали, будут тебе и душ, и бутерброды. У нас городок хоть и маленький, а люди гостеприимные. За чай денег не берут.

…Городок N и впрямь был маленьким, тысяч в сто жителей или около того. Состоял преимущественно из каменных, двухэтажных, вросших в землю домиков еще царской постройки или же из деревянных, тоже двухэтажных, чей возраст был не меньше. Посредине городка стоял памятник Карлу Марксу. У памятника был отбит нос, отчего Маркс был похож на растрепанного бомжа-сифилитика. Возле памятника лежали бездомные дворняги и лениво тявкали на редких прохожих и еще более редкие автомобили. «Уазик» они тоже облаяли без всякого энтузиазма.

Валя поглядела на дворняг через боковое стекло и внезапно спросила:

– Ты читал в детстве «Приключения Буратино»?

Гера на мгновение отвлекся от дороги и посмотрел на нее:

– А при чем тут?… Читал, конечно.

– Помнишь там описание столицы Страны Дураков?

– Смутно.

– Жаль. Просто наш городишко очень подходит под это описание. Словно с него писали. М-да…

Она тяжело вздохнула и замолчала. Гера не стал ее разубеждать. Зачем, если то, что она сказала, стопроцентная правда? Убожество русской провинции – это особенное, ни с чем не сравнимое убожество, не имеющее начала и, что самое грустное, не имеющее конца. В русской провинции ничего не меняется, лишь ветхость и тлен правят здесь, делая свое дело и превращая живую природу русской провинции в неживую.

– А где твои родители, Валя?

«И черт меня дернул задать этот вопрос. Вон как она изменилась в лице, наверняка у человека с этим вопросом связана целая трагедия, а я тут лезу со своим любопытством».

– Не спрашивай меня. Я не люблю об этом говорить. Мне тогда сразу хочется напиться до беспамятства, а здесь и так спиться – самое обычное дело. Так что не усугубляй мой латентный алкоголизм.

Гера в очередной раз поразился ее манере говорить. Скорее – это манера столичной образованной девушки из хорошей семьи, чем обычной медсестры из глубинки. Таких раньше называли простолюдинками. Где простолюдинка научилась ТАК говорить? Что-то здесь не так. Неувязка, несоответствие места и характера. Загадка! Есть в России самородки, всегда водились, и можно до сих пор встретить в глухой тайге лесника, от нечего делать выучившего французский по самоучителю. Зачем это ему? С медведями, что ли, разговаривать? А поди ж ты, выучил человек…

– Ты любишь читать? Много читаешь?

– Да, записана во все городские библиотеки, которых здесь аж целых две.

– А что в основном читаешь?

– Историческое. Этот город можно или возненавидеть до исступления, или заставить себя его полюбить. Я пробую, книги помогают. Приедем, я тебе покажу свой медвежий угол. Могу поспорить, что столько книг в одном медвежьем углу сразу ты никогда не видел.

– Почему медвежий угол? Больше подходит другое слово. Будуар, например…

Она фыркнула:

– Будуар – это для сытых кошек, а мы так, по-медвежьи. Медведи из круглосуточной, всесезонной берлоги, жаль только, что в спячку на полгода не получается…