Секта. Роман на запретную тему

Встречи священника и генсека были редкими и тайными. За восемь лет, прошедших с окончания войны до смерти красного царя, случилось их не более десятка. После семинарии Владимир Большаков принял сан и, получив имя Аркадий, попал в далекое байкальское село Александровское. Перед встречей Сталин всякий раз вызывал его в Москву шифрованной телеграммой. Такую же телеграмму получил отец Аркадий и в феврале пятьдесят третьего, а получив, спешно засобирался в дорогу. Никакого сопровождения он не имел, добирался до Москвы поездом и потратил на дорогу около недели. На вокзале его встретил личный телохранитель генсека Хрусталев. Отца Аркадия доставили на дачу в Кунцево глубокой ночью и сразу же провели в кабинет.

Сталин неподвижно лежал на диване и смотрел в потолок. Сапоги не снял, и левая нога свешивалась с дивана, доставая почти до пола. В кабинете было сильно накурено.

– А, вы приехали, – Сталин приподнялся и приветствовал священника, – это очень хорошо. Рад вас видеть, – он сделал почти минутную паузу, во время которой отец Аркадий неловко переминался с ноги на ногу, но голоса не подавал. Знал, что ТАКИЕ монологи прерывать нельзя. – Рад вас видеть в последний раз.

– Зачем вы так говорите? Что с вами?

Сталин протянул руку:

– Помогите мне сесть, голова кружится, видимо, сильное давление.

Священник поспешил помочь, сел рядом на стул:

– Что вы чувствуете?

Сталин улыбнулся:

– Вы и сами почти ответили на свой вопрос. Чувствую, что скоро умру, немного осталось. Вы знаете, я ведь тоже когда-то хотел стать священником. Священника из меня не получилось, зато я всю жизнь прожил вот по этой тетрадке, – он выразительно опустил глаза, и отец Аркадий, ранее не обративший на пол никакого внимания, увидел, что возле дивана лежит что-то похожее на тонкую книжечку в самодельном потрескавшемся коленкоровом переплете. – Ее написал один русский монах, – продолжил Сталин, – здесь и про меня, и про тех, кто был до меня, и про тех, кто будет после меня. Я хочу вам исповедаться. Вы согласны?

– Конечно. Слушаю вас.

– Только прежде я вас попрошу взять эту тетрадь к себе. Пусть она лежит в вашей церкви, надежно спрятанная. Когда-нибудь за ней придут, она еще пригодится. Очень пригодится.

…Священник Аркадий Большаков дожил до глубокой старости и умер в середине восьмидесятых. Перед смертью он передал ту самую, полученную от Сталина, тетрадь своему преемнику, отцу Филиппу. Затем тетрадь попала к Сушко.

«И перед самым концом царствия сатанинского будет на Руси двадцать лет самых тяжких, когда из Малороссии придет Иуда. И будет тот Иуда лукавым и телом подобен слону, и захочет он отделить земли русские и прекратить Русь при нем, дабы ей не восстать более долгое время. Тот же, кто помешает ему, ходит возле слона и телом как гибкий барс и знает хотения человеков».

Вот что прочел Сушко, сидя в кресле самолета. В ту самую минуту за три тысячи километров генерал Петя впервые в жизни споткнулся на ровном месте, когда шел по коридору в кабинет президента.

Возвращение. Москва. Ноябрь 1994 года

Французик по фамилии Мулен, пройдя паспортный контроль и оказавшись на российской территории, свой французский «амбьянс» мгновенно растерял. До такой степени, что нагловатые шереметьевские таксисты, которые обычно неуклюже лебезят перед иностранцами и стараются содрать с них втридорога, к мсье Мулену особенного интереса не проявили. Пришлось носатому французу самому напрашиваться в седоки, делая это с легким грассирующим акцентом:

– Послушайте, шофе’г, сколько будет стоить, если в цент’г?

Толстяк с бабьим лицом и бегающими маленькими глазками – бригадир таксистов – смерил «носатика» пренебрежительным взглядом:

– Кха-кха, а куда там? Центр большой.

– О! – Француз картинно наморщил лоб и выпятил вперед свой неестественного размера подбородок. – Ну, п’гедположим, К’гасная площадь?

– Двести долларов, – сказал как отрезал толстяк, приготовившись скинуть пятьдесят, если носатый кандидат в пассажиры станет торговаться.

– О, мон дье! Двести долла’гов! Нет, нет! Это неслыханно!

Бригадир таксистов «скинул», но французик лишь отмахнулся и смешался с толпой. Выйдя на улицу, он в нерешительности остановился, поставил на землю свой чемодан и с мрачным видом уселся прямо на него.

– Ну чего, землячок, отдыхаешь? – рядом остановился человечек какого-то «пронырливого» вида, полная противоположность толстяку, кабы не такие же бегающие глазки. – Куда тебе ехать-то?

– В цент’г, – повторил француз.

– Так поехали. Сейчас вот еще одного, третьего пассажира для компании найдем, с каждого по тридцать долларов, и поедем. Идет?