Кстати, в состав СССР Западные Украина и Белоруссия вошли в результате референдума. Можно сомневаться в честности его проведения, а можно и не сомневаться — советский проект был чрезвычайно привлекателен в глазах нищего населения этих территорий. Прибалтийские же республики стали союзными решением их парламентов — не слишком демократически это делалось, но не тоталитарнее, чем в той же Австрии. Как бы то ни было, совершив «мюнхенский сговор», великие державы не могли уже возмущаться присоединением Западных Украины и Белоруссии; проглотив аншлюс Австрии, следовало молчать в тряпочку и по поводу «аншлюса» Прибалтики.
Все это, по мнению господина Яковлева, делать было нельзя — плевать, что погибнут лишние миллионы советских людей, что войну проиграем, зато будут соблюдены «высокие принципы ленинской политики». Которых в реальности и не было вовсе, а лишь в сказочках Яковлева и его предтечи — Хрущева.
Если вымести и выкинуть пропагандистскую шелуху, за что Яковлев упрекает Сталина? За то, что он повел себя так, как ведут себя правительства всех стран: больших, маленьких, сильных, слабых. Вы думаете, британцы или американцы признаются, что цель их внешней политики — мировая экспансия или борьба за рынки? Да никогда в жизни! Они несут отсталым народам свет цивилизации и демократии. Иногда бомбежками — но для их же блага! Всем можно, а Советскому Союзу — нельзя. Почему?
Яковлев пишет, что комиссия вела свою работу
Как такой бред мог всерьез повлиять на умы?
Александр Дюков считает, что это из-за «непомерно задранной советской идеологией морально-нравственной планки…» И снова: больное-то есть, но не в этом. Александр Решидеович учился в школе уже во времена «перестройки», когда школьная программа вовсю корректировалась в угоду новым идеям. Но старшее поколение помнит: советская идеология все делала правильно, выдавая точно такие же индульгенции власти и находя объяснения над «планкой». Начало самобичеванию положил Хрущев речью на ХХ съезде. После его отставки бич был свернут и засунут под ковер до самой «перестройки», но шрам от удара остался. Брежнев так и не рискнул дать этой речи заслуженную оценку, чем способствовал краху советской идеологии, но больной она от этого не стала, просто выхолостилась, потеряла смысл.
Болезнь коренилась во второй, параллельной идеологии, существовавшей в стране. Распространялась она, правда, только в интеллигентской среде, однако интеллигенция и была активным творцом «перестройки», она же писала в СМИ, народ же изреченному просто верил. Имя этой болезни — идеализм. Не в марксистском понимании, а в культурном и психологическом, когда человек выдумывает себе некий идеал, а потом бичует реальность за то, что она этому идеалу не соответствует. Хворью этой наградили нас великая русская литература и великая русская философия второй половины XIX века.
Одной из основных политических идей российских мыслителей тогда являлся панславизм, который предусматривал объединение славянских народов под эгидой русского царя. Большинство панславистов обосновывали подобную идеологию обычными великодержавными устремлениями, но нашелся один горячий проповедник войны за освобождение болгар, сербов и черногорцев от турецкого ига, который считал иначе.
Что интересно: по поводу современного ему положения дел человек этот не только не имел иллюзий, но скорее даже перегибал палку в сторону «чернухи». Потому что писал он о союзе славянских народов так, что мрачнее и придумать трудно.