Секта в доме моей бабушки

Когда я была еще маленькой, а эти люди уже взрослыми, я все ждала, когда же будет книга о коллективе. Но никто так ее и не написал. Хотя вышел художественный фильм, где Мягков исполнял роль Главного. Мы ходили в Киноцентр на Краснопресненской его смотреть. Там Главного представили как героического товарища, высокоинтеллектуального новатора. Больше я этого фильма не видела.

Я часто думала о том, что могла бы рассказать в такой книге. И знаете, когда я записывала то, что вы сейчас читаете, я сама удивлялась тому, как рождается этот текст. Казалось бы, давно забытые детали, о которых я и не вспоминала с самого детства, вдруг сами всплывали в моей голове. Будто я нашла кончик ниточки, торчащий из целого клубка внутри меня. Я за этот кончик тяну, а клубок разматывается и разматывается.

Интересно устроена наша память. Раньше я этот клубок не разматывала по одной простой причине: никому это не было по-настоящему интересно. У меня была семья, но они не хотели про это слушать. Они считали, что нельзя говорить о плохом. Можно только о хорошем, а то вдруг заболеешь.

Но теперь у меня другая семья, где думают по-другому. Поэтому я даже испытываю азарт от самого процесса. Мне интересно разматывать клубок. Это целое исследование, путешествие в прошлое и внутрь меня тогдашней с точки зрения меня настоящей.

Моему мужу и дочке все интересно про мою жизнь.

Но те, кто хотел писать о коллективе, конечно, представляли себе это иначе. Им думалось, что книга будет о подвигах и героизме, о том, как из обычных, слабеньких и посредственных мещан и обывателей выковывались герои и победители, о том, как закалялась сталь.

Смерть бабушки

Я увидела бабушку спустя пять лет – уже умирающей. О ее тяжелом состоянии я узнала случайно и, конечно, не из секты. По их мнению, я не «заслужила» хоть что-то знать о ней, даже что она умирает. Как только до меня донеслись эти слухи, я бросилась искать ее по всему Подмосковью. В состоянии аффекта я за один день проехала на спортивном велосипеде более ста километров – лишь бы успеть повидаться. Найдя дом, где она жила – это оказалась заброшенная школа на окраине деревни, – я прямо-таки ворвалась туда. Я твердо решила: даже если меня не захотят впускать, я буду драться, но выгрызу свое право увидеть бабушку. Юлия Викторовна, встретившая меня на лестнице, видимо, уловила мой настрой и спорить не стала.

Бабушка лежала на казенной кровати (такие были в советских пионерлагерях) в комнате с голубыми стенами, где обычно располагалась учительская… Была очень худой и уставшей, но мне обрадовалась. Хотя я ожидала, что она обрадуется мне больше. Я спросила, чем она болеет. Она сказала, что гриппом. Безразлично посмотрела на домашнее варенье, которое я привезла. Потом спросила, как моя учеба и есть ли у меня молодой человек. Я сказала, что да. Она спросила, целовалась ли я уже. Я сказала, что да. Она спросила: «Вкусно?» Я снова сказала, что да. Мне тогда было уже восемнадцать (шел 1992 год).

Это единственный человеческий вопрос, который я помню от своей бабушки.

Потом меня попросили уйти, потому что бабушку надо было слоить. Я уехала на своем велосипеде с пустым багажником, на котором везла ей домашнее варенье, и со вновь опустевшим сердцем… И в который раз поняла, что я ей не нужна. Все это только на словах: в письмах и «мозгах». «Мозгами» бабушка называла свои бумажные архивы.

Бабушка осталась верной секте и прожила в ней до конца жизни. В ней и умерла. Смерть ее была трагической – ведь, согласно учению Главного, из-за неправильного настроя люди не только болеют, но и умирают. Она была еще молодой, когда ее выставили, словно заразную, в дальнюю комнату барака, где коллектив – как всегда, временно – проживал. Поскольку у нее уже совсем не осталось сил, к ней приставили «сиделку» – женщину с «неправильным» образом мыслей, Наталью Сергеевну Карапетову (она тоже вскоре скончалась), которая «лечила» ее хлорэтилом и делала ей «следы», чтобы сбить уровень агрессии и сопротивления. Бабушка держалась стойко, улыбалась и… таяла на глазах. Рак сжирал ее изнутри. Ее слоили и корригировали, но болезнь, конечно, не отступила. Ей было всего шестьдесят семь.

Бабушку похоронили, и никто даже не подумал узнать, какая у нее форма рака и от чего она умерла. Никому это не было нужно. Ведь человек, позволивший себе умереть во время светлой борьбы, просто трус и предатель.

Однако спустя несколько лет, когда и сам Главный умер, бабушку посмертно «реабилитировали», пересмотрев ее заслуги в общем деле, и захоронили рядом с Главным. Ее просто выкопали, даже не сообщив об этом ни мне, ни маме, и перевезли в другое место, под Торжок. А мы неожиданно для себя обнаружили пустую яму на кладбище.

Но разве им это интересно…

Бабушкин некролог