— Мои волки спасли тебя от сложной жизни в лесу, где ты ночевала в холодной пещере, дрожа от заката до рассвета и просыпаясь с единственной целью — прожить еще один день. Тебе даровали бессмертие и силу, какая человеку и не снилась. Когда проявились твои генетические маркеры омеги, я взял тебя под свою защиту и спас от толпы альф, потерявших разум от инстинкта размножения.
Андер сердито смотрел на меня, я на него.
— В твоей версии событий отсутствует одна маленькая деталь — мое согласие, которого я не давала.
— Значит, ты бы предпочла, чтобы я оставил тебя на произвол судьбы в холоде и горе? Чтобы не обеспечивал тебе сытую жизнь, как в последние месяцы? — парировал Андер.
— Я лишь хотела право голоса, — ощетинилась я. Если бы меня спросили, я бы согласилась и стала волком. Кто от такого откажется? — Хотя бы малейшая заинтересованность в моих желаниях не помешала бы.
Андер безмолвно и долго рассматривал меня.
— В моем мире омеги доверяют альфам принимать за них решения. И уважают их.
— В моем мире люди сами принимают решения.
— В твоем мире люди погибают, — заметил он. — Часто.
— Я бы предпочла смерть отсутствию выбора, — прошептала я.
— Значит, ты глупая женщина, — Андер скатился с меня и выбрался из гнезда. — Выбирай с умом, омега. И помни, что ты сама настояла на праве выбора.
Глава 17
Неделя.
Семь. Чертовых. Дней.
Взволнованная, я мерила шагами квартиру Андера. После инцидента в гнезде он больше не возвращался, и его запах исчезал с каждой минутой.
О, еда-то у меня была.
Мне приносили ее, когда я забывалась беспокойным сном в своем гнезде, переставшим быть моим убежищем.
Все было неправильно.
Я провела пальцами по волосам и опять вошла в спальню Андера. При виде его идеально заправленной постели я зарычала, и мои мысли cпутались. Как он мог оставить меня здесь? Как какую-то злостную преступницу.
По крайней мере, у меня были окна.
Я вернулась в гостиную и, сев перед одним из них, задумчиво посмотрела на улицу.
Что бы я ни отдала за возможность вдохнуть свежего воздуха и почувствовать землю под ногами.
Я не обращалась с того первого раза.
Может, мне стоило повторить, только уже не в доме. Я попыталась встать, но замерла, и от вспомнившегося предупреждения у меня скрутило живот.
— Я итак в клетке, — тихо пробормотала я и снова села, опустив голову на колени.
Я так просидела весь день, наблюдая за солнцем, достигшим зенита и затем начавшим клониться к горизонту.
Не встала я и вечером, глядя на звезды, ярко сиявшие за стеклянным куполом.
Наконец, я заснула и вновь очнулась с восходом солнца.
Так прошло бесчисленное множество часов.
Совершенно пустые дни.
Я ела и принимала душ, но лишь по необходимости.
Потом возвращалась на свое место у окна. Гнездо меня больше не привлекало. Запах альфы давно выветрился, и его отголоски походили на призраки прошлого. Я ненавидела себя за тоску по Андеру. Чувствовала полное опустошение и одиночество, какого никогда прежде не испытывала. Раньше он хотя бы навещал меня.
Взяв на кухне стакан воды, я уже вернулась к своему месту и села, когда волосы у меня на затылке встали дыбом.
Нос дернулся, уловив сладкий аромат, становившийся все сильнее.
Узнав Райли, я обернулась. Она застыла на пороге гостиной, увидев меня, одетую в рубашку Андера и с растрепанными волосами, собранными в пучок на макушке.
— Ох, — таков был ее вариант приветствия.
Вместо ответа я сосредоточилась на окне и внешнем мире.
Занятая омега была совсем не той, кого мне хотелось видеть.
Внезапно я кое-что поняла, и у меня оборвалось сердце. Андера я тоже видеть не хотела. Нет. Я хотела накричать на него. Трахнуть. Отметить. Потребовать объяснить мне, что случилось. Узнать, почему он ушел.
Какое отношение одиночество имеет к праву выбора, черт возьми?
— Кэт? — пробормотала Райли, присев рядом со мной. — Я пришла посмотреть, как вы с ребенком чувствуете себя на сроке десять недель.
Десять? Я приоткрыла рот. Я была беременна десять недель?
Значит, Андера не было уже… уже… ох, я не знала сколько. С начала моего заточения время и пространство исказились.
Иначе не назвать.
Заточение.
Конечно, я могла смотреть в окно или бродить по квартире, но в остальном мне ничего не оставалось, кроме как тоскливо смотреть на улицу, питаться, принимать душ и иногда заниматься сексом с Андером. В те времена, когда он еще появлялся.
Я прижала ладонь к плоскому животу и нахмурилась. Я чувствовала в нем росшую жизнь, но не сосредотачивалась на ней, постепенно переставая думать о чем-либо вообще.
— С ребенком все хорошо? — спросила я голосом хриплым после долгих дней — недель — молчания.
— Давай проведем обследование в лаборатории? — вздрогнула Райли, тыльной стороной ладони дотронувшись сначала до моего лба, потом до щек. — С моим оборудованием будет куда проще.
— У тебя есть опасения по поводу ребенка? — спросила я, проигнорировав ее предложение.
— Нет, я беспокоюсь за тебя, — тихо прорычала она.