Похоже, пробрало не только нас с Калбасинчей, но и ветеранов. По крайней мере они долго молчали, сосредоточенно переваривая произошедшее. На тропе возникла новая коварная ловушка, и теперь следовало срочно соображать, как с этим жить дальше. Хотя бы как выбраться из Зоны в этот раз. Если после очередного катаклизма на привычных маршрутах появилась такая хрень, отмычек до Периметра может и не хватить.
Уже потом бродяги из бара «Шти» назвали эту штуку «глотатель». Дрянь штука, хотя попадается, к счастью, довольно редко. Но если уж попадается, то жертву себе находит непременно, как зеркальное пятно.
Паленый бросил болт влево, на девяносто градусов от прежнего маршрута, и повел нас в обход:
— Давайте, девоньки.
За это постоянное «девоньки» я его иногда был готов убить. Но мне требовался опытный наставник, чтобы стать ветераном, не учась на собственных ошибках, каждая из которых запросто может оказаться последней. А убить его я всегда успею, если только Зона меня не опередит.
Когда мы покинули Милитари, навьюченные хабаром, уже потихоньку смеркалось. Тайга все чаще озабоченно поглядывал на небо, в котором самым безумным образом закручивались причудливые облака, как и всегда над Зоной. Было совершенно понятно, что в таком темпе до темноты нам с Агропрома не выбраться, а ускорять темп здесь может только псих-самоубийца. На Агропроме под каждым деревом прячется птичья карусель, а мясорубки и трамплины напиханы так плотно, что десять раз подумаешь, прежде чем просто с места сдвинуться. Не знаю, как насчет психов, а самоубийцами наши ветераны не были точно.
Я еще ни разу не ночевал в Зоне и, честно говоря, не очень-то и хотелось. Много всякого нехорошего рассказывают бродяги о Зоне, укрытой мраком. Говорят, в сумерках такое вылезает из нор, что и подумать страшно, не то что увидеть. Ну его к монахам.
Однако ветераны, похоже, не были особо напуганы мрачной перспективой заночевать внутри Периметра. Очень недовольны — да, но не напуганы. Это немного успокаивало. Мы медленно продвигались в сторону Чернобыля-4 часа полтора, пока еще можно было хоть что-то разобрать невооруженным глазом, а затем выбрались к заброшенной деревушке с полусгнившими хатами. Здесь, в густых украинских сумерках, Тайга и объявил, что пора остановиться — самое время и место.
Мы расположились в развалинах двухэтажного кирпичного дома, которые Паленый тщательно проверил дозиметром. Пес его знает, что тут было до первого взрыва — какая-то поселковая администрация или, может, школа. Сейчас тут не было ничего, кроме голых ободранных стен, кое-где еще сохранивших следы побелки. Превышение фона в развалинах оказалось совсем небольшим, едва ли способным напугать даже мирного городского обывателя, ну а сталкеры на такие пустяки вообще внимания не обращают. В Киеве на Крещатике порой фонит и посильнее. Если бы ожидался выброс, пришлось бы, конечно, искать что-нибудь более капитальное, желательно с погребом или подвалом поглубже. Однако поскольку просто требовалось пересидеть где-нибудь ночь, имея минимальную защиту от хищников и светомаскировку от военных, полуразрушенный домик вполне годился.
Иван Тайга быстро и умело сложил малодымный и малозаметный охотничий костер — прямо на полу, на закопченном жестяном листе, на котором еще угадывались выцветшие буквы: «…ЦИОННАЯ ОПАСНОС…». Наш ведущий мало того что легендарная местная фигура, так еще и бывший сибирский охотник, и его таежные навыки выживания на враждебной человеку территории здорово помогают в Зоне. Четверть часа спустя по помещению уже вовсю полз аппетитный дух разогретой в котелке тушенки, жидкий дым вытягивало в рваное отверстие в потолке, а мы сидели вокруг костра на пластмассовых бутылочных ящиках, которые стащил сюда какой-то домовитый сталкер — да сам Тайга и стащил, наверное, когда ночевал в этой хате в предыдущий раз, — и трепались вполголоса, предвкушая скорый ужин.