Секториум

Увидев меня, мужичок обнажил десну с единственным зубом и хрипло захохотал.

— Юстин, — представил его Вега, доставая из кармана пачку «Беломора».

К своему облегчению, я поняла, что вопрос «привез ли?» относился к папиросам. Юстин закурил, устроившись на крышке люка, закурил с таким жадным наслаждением, что я впервые позавидовала курильщику.

— На… — он сунул мне пачку, — кури, — и снова захохотал.

— Как погода? — спросил Вега.

— А… — Юстин махнул рукой. — Дерьмо! Я ж, блин, шо сделал, нафиг… — он затянулся так, что щеки ввалились.

— Что опять? — напугался шеф.

— Я ш, мать ее, антенну зашиб. Те…рь буфер менять надо. А я шо… Я ш говорю: один глаз ни х… не видит. Другой видит х…во! А эти шо сделали… Лохмы развесили… Я шо, обязан? Этим, блин, циркачам все пох… А мне шо? Я сказал… — он еще раз мощно затянулся, и папироса закончилась. — Я сказал, все! Грузи свою козу. А то они мне навешают…

Вега подвел меня к люку, очевидно, собирался подсадить, когда я начну карабкаться… Люк имел приличную высоту, предполагающую навыки подтягивания на турнике. К тому же, сужался во чреве летательного аппарата.

— Ща мы ее загрузим, — пообещал Юстин и подпрыгнул, чтобы схватиться за узкое горло посадочного рукава, но сорвался, и, пока летел вниз, завернул такой матерный каскад, от которого у меня снова заложило уши.

Сколько раз я ни пыталась после воспроизвести текст, чтобы разложить его на лексические составляющие, ничего из этой затеи не вышло. Следующая попытка Юстину удалась.

— Суй ее… — донеслось из дыры. — Да не ту… у, ё…! Вверх ногами!

Узкая горловина оказалась резиновой. Мои пуговицы посыпались вниз, а тело было уложено горизонтальным зигзагом между металлических бочек, подпирающих потолок салона. От юстиновых стараний разместить мое тело, бочки дребезжали. Из них сыпался вонючий порошок. Телу было уже все равно, а душа мечтала об одном: что бы со мной ни произошло, лишь бы поскорее закончилось.

— Подверни снизу! — кричал Юстин в резиновую дыру. — Да, ё… Шо ты делаешь? Ты мне ща резьбу сорвешь!

С ужасом я поняла, что мое дальнейшее путешествие будет происходить без шефа, и устроила такую истерику, что Юстин на минуту забыл все ругательства, а утешительных слов не вспомнил. Это была первая истерика, устроенная мною при исполнении должностных обязанностей. После нее я дала зарок, впредь держать себя в руках. И с тех пор после каждой новой истерики зарекалась снова и снова. Мое секторианское детство подходило к концу, впереди ждала работа, серьезная и тяжелая, а я не имела морального права требовать отсрочки.

— Ну, шо ты будешь делать… — досадовал Юстин. — Где тебя нашли, реву такую? Ы…ы…ы… Погляди-ка, невеста уже, девка, а ревет, как маленькая… Как ни стыдно, как ни стыдно…

Вега был догружен на борт, и мы вдвоем держали Юстина за ноги, чтобы он имел возможность «присобачить» на место крышку люка.

— Как мы те. рь распихаемся-то? — спросил Юстин и полез вперед ногами в другую «кишку», которая отделяла салон от пилотского отсека.

— Распихались уже, — ответил Вега, предлагая мне носовой платок.

И действительно, распихались, завязавшись узлами, но наших замысловатых поз все равно не было видно, потому что Юстин, сделав дело, обильно закурил. Его речи стали совсем шепелявыми, гул разнесся по сумеречному пространству, и, не знаю как у пилота, лично у меня при взлете отказали оба глаза из-за густой табачной пелены. Наверно, обсуждая погоду, они имели в виду состояние атмосферы внутри кабины, и портила ее ни что иное, как вредная привычка пилота.

Летели мы мягко и быстро. Вега утверждал, что аппарат способен в десятки раз превысить скорость звука и ставит рекорды скорости в местных условиях. Летели мы по параболе: сначала был долгий набор высоты, потом минутная невесомость. Плавать все равно было негде, зато на выходе из невесомости мне прищемило руку контейнером.

— Я вас высру у главного цирка, — крикнул Юстин, — и свалю на х…, пока те швари не сбеглись…

— Хорошо! — прокричал в ответ Вега.

— У, ё… — добавил Юстин. — Это ж как я им антенну зашиб! Мать их…

Как и обещал, Юстин высадил нас ни где-нибудь в чистом поле, а возле полупрозрачного светящегося купола, размером с настоящий цирк. Высадил и с грохотом умчался. Сумерки казались гуще вблизи светлого объекта. Поверхность грунта была также ровно покрыта плитами. Вокруг, насколько хватало глаз, были сплошные купола: одни светились, другие тускло мерцали; третьи, как черные пузыри, были мертвы и неприметны. Купола были разного размера и располагались хаотично. Трудно было понять, цивилизация это или естественная природа?

— Сумерки везде одинаковые, — сказал Вега. — Здесь не бывает ни дня, ни ночи. А если светятся все купола Хартии, в небе стоит зарево, которое видно с орбиты.