Секториум

— Наверно, база понадобится ему в экспедиции, — предположила я, хоть и не понимала, зачем она понадобится.

— Сириус сказал, что техника только создаст помехи. Что это даже очень опасно. Скажите ему сами, что это опасно.

Я пошла говорить, но встретила шефа с коробкой, которую он тоже нес Мише.

— Химический индикатор, — объявил шеф, — возьми. И фильтры к нему тоже возьми. Обязательно возьми, лишним не будет.

Миша послушно упаковывал все.

— Главное, чтобы борт взлетел, — забеспокоился Сириус, который до сего момента курил трубку, наблюдая из коридора Мишину возню.

— Коптилку здесь оставишь, — предупредил Миша. — В космосе не курят. Или придется брать вентилятор.

— Конечно, — согласилась я, — если Сириус возьмет трубку, перегрузки не избежать.

— Все равно я не позволю использовать приборы, Михаил Борисович.

— Что? — не понял Миша.

— Я не разрешу задействовать на корабле прибор, который может дать помехи на двигатель.

— Шеф, ты слышал, что он сказал?

Шеф нес новую коробку с фильтрами для индикатора.

— Ты, пожалуй, батюшка, своей паствой командуй, — огрызнулся Миша. — А техникой позволь распоряжаться мне.

— На борту вы будете распоряжаться техникой, когда я сочту нужным, — заявил Сир. — Командир на корабле должен быть один на все время полета. Если мы с вами хотим сохранить достойные отношения, давайте договоримся…

— Кто это назначил тебя командиром? — Миша принял стойку бойцового петуха. — Что-то я упустил, когда это у нас были назначения? Шеф, ну-ка, поди сюда!

Сириус не собирался драться с Мишей ни в стойке, ни в партере. Он лишь надменно поднял подбородок, не вынимая трубки изо рта.

— Эй, экипаж! Все сюда! Я что-то не понял, кто у нас командир?

— Наверно, надо сначала успокоиться, — предложила я, — потом обсудить кандидатуры.

Имо с Джоном пришли на шум, а шеф пересчитал фильтры и полез за следующей коробкой.

— Никаких кандидатур! — разозлился Миша. — Только один серьезный, умный, ответственный, взрослый и психически здоровый человек, чье решение станет окончательным. Иначе вы все останетесь дома. Шеф, скажи им.

Шеф пересчитал фильтры в следующей коробке, причем, сделал это не торопясь.

— Шеф!

— Имо, — сказал шеф.

— Не понял?

— На время экспедиции, — пояснил шеф, — последнее слово будет за Имо. — Он отложил коробку и грозно поглядел сначала на Мишу, потом на остальной экипаж. — И если кто попробует не подчиниться, лучше не возвращайтесь!

От возмущения у Миши перехватило дыхание.

— Эта бестолковая Макака? — воскликнул он. — Которая едва школу окончила? — он уперся указательным пальцем в бицепс Имо, который располагался как раз на уровне его бороды.

— Да, именно эта Макака, — подтвердил шеф.

Взгляд Имо был полон снисхождения. Его мускулистые руки были скрещены на груди, на шее висел медальон — ни дать, ни взять, Птицелов-младший. За время дебатов он не произнес ни слова.

— Шеф! — взмолился Миша.

— Хватит! — прикрикнул на него шеф. — Имо будет командиром, и я не намерен это обсуждать!

Сириус усмехнулся. Миша, красный от возмущения, пошагал к себе в модуль.

В следующий раз я увидела его в день отъезда, когда принесла детям Булку в «хлебнице» и застала в лаборатории минуту молчания, которую изредка нарушали Ксюшины всхлипы:

— Борисыч, миленький, как я без тебя? — вздыхала она. — Борисыч, миленький, возвращайся скорее…

Он целовал ее заплаканное личико и не общался ни с кем. Ни с кем не здоровался, ни с кем не прощался. Он был задумчив и недоступен ни для кого, кроме любимой доченьки. А я ждала, назовет она его хоть раз в жизни папой? Хоть на прощание? Так и не назвала, паршивка!

— Две тысячи лет мы жили в мире и войнах. Две тысячи лет скитались в поисках счастья; рушили храмы, чтобы строить дома, рушили дома, чтобы строить храмы. Две тысячи лет мы ждали Царства Божьего на Земле, не зная наверняка, что есть Царство Божье?

Ксюша возилась с радарной планшеткой на коленях, изучала небо. Посторонние предметы среди облаков портили ей настроение.

— Ирина Александровна, — шепнула она, — кажется, вертолет.

Еще бы! Прибор фиксировал частоту вращения лопастей. А мы с таким трудом нашли зал и собрали аудиторию. Конечно, не стадион, скромный кинотеатр на окраине города, но даже здесь зияли пустые места.

— Может, случайный?

— Заблудший, — поправила я.

— Что делать-то? Сказать ему?

— …Что вы ждете от Царства Божьего? Мира и справедливости? Справедливости к себе и мира для всех, но не наоборот, ибо мир не есть справедливость, как не всякая справедливость принесет душе мир. На земле и на небе один Бог. Кто сказал, что в Царстве Небесном иные законы?

— Надо ему сказать, — настаивала Ксюша. — Они как будто ищут место посадки.

— Рано.

— Как бы не вышло поздно.

— Послушай его в последний раз.