Секториум

Геоид с остывающим ядром был похож на глыбу камней. Химический анализ показал преобладание железа и никеля, а в атмосфере — углекислоты. Планетарный диаметр вполне соответствовал земному. Ни одного массивного спутника, только орбитальный мусор. Облака повторяли рельеф и лежали неподвижно, когда их не мяло порывами ветра. Со стороны планета действительно могла показаться белой, словно слепленной из ваты. К тому же, пригодной для жизни, если реставрировать атмосферу. Температура в световом экваторе достигала двадцати градусов по Цельсию, в теневом — минус тридцати. На полюсах держалась вечная мерзлота, а на светиле — глиосомный имплантант, такой же, как на Солнце. Той же мощности и, вероятно, того же производства. Количество орбитального мусора примерно соответствовало полутора лунным массам и увеличивалось за счет метеоритных атак, хвостов комет, блуждающих в системе. Никаких признаков цивилизации, ни прошлой, ни настоящей.

— Я не увижу через приборы, — сказал Джон. — Надо подойти к планете, тогда смотреть.

Идея мне не понравилась, но корабль уверенно стоял в системе. Приборы не обнаружили опасности, не нашли противопоказаний для выхода в космос. Вблизи геоида не нашлось даже признаков обитания «белой расы». Стерильная космическая мертвечина. Зонд отработал и вернулся. Система была похожа на учебную картинку энциклопедии, идеальна, за исключением гелиосома, под которым мы родились и прекрасно себя чувствовали, но я не успокоилась:

— Одного Джона туда не пущу!

— И я пойду, — заявил Имо.

— Вас вдвоем не пущу тем более!

— Перестань, мать, — сказал Миша. — В «стакане» еще никто не угробился. Пускай посмотрят.

— Не хочу, чтобы мои дети были первыми.

— Да, брось! Нормальная работа. Хочешь, я пойду с ними?

Мишу никто не взял. Сириуса тоже не пустили в капсулу, потому что в разведке от него пользы не было. От Имо пользы было еще меньше, но он, как командир, имел право не мотивировать свои глупые поступки. Впрочем, он себе позволял и, не будучи командиром. Все, кроме меня выразили желание совершить прогулку, хотя, по совести сказать, это была работа контактера. Лезть в капсулу надо было мне. Я имела право выбрать ассистента среди экипажа, более того, в экстремальной ситуации только контактер мог взять на себя обязанности главнокомандующего, которому обязаны подчиняться все «генералиссимусы» мирного времени. Но отсутствие жизненной ауры планеты не вовремя меня деморализовало.

— Скафандры одеть, — приказал Миша, — связь включить. Видеодатчики пальцами не лапать. О внештатной ситуации докладывать без промедления. Матери выдать успокоительное.

— Обойдусь.

— Правильно. Оно мне самому пригодится.

Галактика казалась такой же пустынной и мертвой. Приборы не обнаружили поблизости сколько-нибудь заметных очагов обитания. В нашей Галактике датчик радиофона на таком широком диапазоне поиска уже бы зашкалило.

— До чего ведь, дрянь, похожа на Землю, — загрустил Миша.

— Все нормально с твоей Ксюхой, не волнуйся.

— Успокоюсь, когда увижу своими глазами.

— Сделаем анализ и вернемся. Сириус же не будет возражать. Правда, Сириус?

Сир стоял у Миши за спиной, наблюдая космос на мониторе.

— Подкинем шефу информацию к размышлению, — продолжила я. — Если это все, что осталось от фронов, ему понравится.

— Он еще не видел такой дохлятины, — согласился Миша. — Даже на Плутоне ментосфера экранирует. Даже на самом распоследнем летучем булыжнике можно нащупать что-то вроде слэповой заготовки. А здесь что? Словно зачистку делали.

Сириус молчал. Мне стало жаль его. Не потому, что экспедиция близилась к провалу. К такому исходу готовились все. Мне было страшно представить, как Миша, по возвращении на Землю, всю оставшуюся жизнь будет смеяться над ним, припоминая фронов, как до сих пор припоминал мне Адама. Картина вдруг представилась мне так ясно, словно корабль уже подошел к Галактике. «Может быть, теперь он отцепится от нас с Адамом?» — почему-то подумала я.

— Можно для верности отстегнуть «Марсион» и пройтись над грунтом в тандеме. Ваша флионерская фиговина больно неповоротливая, — рассуждал Миша.

— Зато надежная.

— Мой движок дает в атмосфере десять световых барьеров. А ваше корыто — от силы два. Учуяла разницу?

— Там может быть агрессивная среда.

— А как я на Венере работал? По уши в серной кислоте. Ничего, выдержала даже оболочка скафандра.

— Зато «стакан» в открытом космосе быстрее твоего «Марсиона».

— Давай поспорим, что ни фига? — предложил Миша.

— Хочешь наперегонки?

— Слабо?

— Только не здесь.

— В Андромеде, — согласился Миша, — заметано! — он уставился на картинку. Появилось расчетное время прибытия «стакана» на орбиту, и Сириус, наконец, присел. Теперь мы стали ждать сидя.

— Все путем… — подбадривал себя Миша. — Еще повоюем. Что скажешь, Сир? Признайся по секрету, тебе нравится моя Ксюха?

— Вам не о чем волноваться, Михаил Борисович, — ушел от ответа Сириус.

— Я ж не слепой, вижу, что нравится. А твоим пацанам? — спросил Миша, чем застал меня врасплох.

В динамике раздался хохот, сдавленный акустикой шлема.