«Математика объясняет природу времени, физика — природу пространства. Между этими полюсами — остальные науки. Чем больше их придумает человечество, тем дальше разойдутся полюса. Чем больше наук сольется воедино, тем ближе они сойдутся. Это есть дыхание разумного космоса, сообразующее и соединяющее в себе сущее, потому что в природе нет хаоса. Есть порядок вещей, для которого мы не изобрели наук, потому что не нуждались в них, потому что имели в душе своей веру, связующую полюса абсолютным смыслом, который есть само бытие. Веру, которая позволяет нам постичь истину сердцем своим раньше, чем ученые вычислят ее суть. И если б это было не так, мы бы не видели вокруг себя ничего, кроме хаоса».
— Читаешь? — спросил Миша, подкравшись сзади. — Сировы проповеди, конечно? В гостиницу заселиться некогда…
Я погасила экран. Над Блазой поднималось Синее Солнце. Мы застряли в пересадочном фойе космопорта, ожидая транспорт на Лунную Базу. Челнок должен был зайти в порт до Красных суток.
— Смотаюсь-ка я в архив, пока то да се… — сказал Миша, — пока мне допуск не аннулировали.
— Изучаешь историю вопроса?
— Хочу убедиться, что истории нет. С чего бы это Сиру пришло в голову рассуждать о математике? Почему он никогда не говорил об этом со мной?
— Разве стал бы ты с ним говорить?
— О серьезном — конечно.
— Разве с тобой можно говорить о серьезном?
— Да что ж я, такой бармалей? Мне надо точно знать, что он не начитался Сигирийских сказок. А если начитался, надо выяснить, каких именно. Эта проблема меня возбуждает больше, чем женщины.
— Ты просто постарел, Миша.
— Думаешь?
— И поумнел.
— Наверно, — согласился он и собрался идти. — Кстати, проследи, чтобы святые мощи не положили нам в багажник. Что-то я не заметил у сигов энтузиазма это лечить.
— Почему нельзя лечить на Земле?
— Ему ж еще «крышу» ремонтировать, — напомнил Миша и постучал себя по голове, чтобы мне стало ясно и очевидно. — Соображать надо. Вдруг наша ментосфера раздавит ее совсем.
— Индер разберется, — сказала я и справилась о прибытии челнока.
Диспетчер уверял, что челнок уже на орбите, что Индер выехал лично и сам найдет нас, как только ступит на Блазу. Я читала, пока не появился Джон. Он, также как Миша, выяснил, что за рукописи у меня в руках, потом предложил перебраться в гостиницу.
— Кажется, мы никогда не доберемся до дома, — ответила я. — Найди Имо. Нам скоро в карантин.
— Он не идет на Землю, — сообщил Джон. — Он будет позже, когда уладит дела.
— Какие дела?
Джон отвел взгляд.
— Я тоже задержусь, потому что надо пройти тест. Я подумал, что мне придется изучать фазодинамику. Раньше я считал, что можно обойтись, но если серьезно работать с такими планетами, как Земля, то школьных уроков мало.
— Конечно, — согласилась я. — И все-таки, что за дела у Имо? Только не говори, что он тоже решил учиться.
— Нет, — сказал Джон, краснея и переходя на шепот. У него… Как это сказать по-русски, не знаю…
— Скажи по-английски.
— Не знаю, как по-английски. Я пойду, посмотрю словарь…
— Джон! Скажи на «сиги», у меня с собой «переводчик». Немедленно говори, что случилось, — разволновалась я.
— Женщина случилась.
— В каком смысле «женщина»? Причем здесь Имо?
— Ну, я не знаю, как сказать…
— Джон, не морочь мне голову!
— Девушка здесь его… — выдавил из себя Джон и замолчал, представил, как ему влетит от брата за болтовню.
— Он помчался к девушке?
— Нет же, говорю тебе. Девушка здесь. Правильно сказать, он помчался от нее.
— Как это?
— Вон она, Морковка! На балконе стоит. Только не оборачивайся сразу.
Я едва не свернула шею. За нами, на галерке пересадочного зала, в самом деле, находилась девица. Рослая, глазастая и длинноногая. Типичная альфийка с целеустремленным не моргающим взглядом.
— Она его караулит, — объяснил Джон. — Нахалка такая.
Дар речи оставил меня. Девица была атлетически сложена, одета в сплошное трико и вязаную шапочку типа кастрюли, к которой крепилась искусственная коса, рыжая, точно как Булочкина спинка. Одно слово — Морковка.
— Ой, — сказала я и растерялась.
Всю жизнь я думала, что лояльно отнесусь к возможным невесткам, какими бы они ни были. Сделаю все, чтобы не спугнуть их манерами ревнивой свекрови. Мне всегда казалось, что женская особь, которая сочтет возможным употребить моих оболтусов по их мужскому назначению, станет моей лучшей подругой. Мне бы в голову не пришло, что я сама приду в ужас от Морковки на балконе.
— Что ей надо от Имки?
— Понятно что… — смутился Джон.
— А он?
— Он — когда не лень.
— С ней?..
— Она всех приличных девушек распугала. С кем же ему теперь?
— Ой, — испугалась я. — Что же теперь делать?
— Ничего не делай. Вы уйдете на Землю, тогда он с ней разберется. Когда Имо злой, Морковка его боится. А он на нее совсем злой.
Индера мы встретили под тем же пристальным взглядом с балкона, второпях объяснили ему суть проблем, в которых сами не разобрались. Контейнер с креокамерой ждал Индера в портовой лаборатории. Там же топтались любопытные биотехники, не рискуя вскрыть упаковку без консультации.
Ничего обнадеживающего Индер не сказал: