Секториум

В моей жизни многое изменилось. Появились племянники. Мне дважды повысили зарплату. Один раз в связи с инфляцией, другой — по причине радения на работе. Новые подруги смотрели на меня странно: я не принимала участия в вечеринках, не стремилась повысить свои социальный статус или обустроить быт посудомоечной машиной. В моем доме вечерами не горел свет. Со стороны могло сложиться впечатление, что я как робот, отработав смену, укладываюсь в футляр. Миша сделал систему под кодовым названием «цветомузыка», которая автоматически включала лампы в верхнем доме, если наступала темнота, переключала их, рисовала на шторах тени и вырубала свет после одиннадцати. Теперь дом жил без меня. Снаружи висели скрытые камеры наблюдения, которые информировали меня о приближении гостей, выводили картинку на телевизор. Просмотр вечерних телепрограмм, чаще, чем рекламой, прерывался сериалом «В мире животных»: вот крадется соседский кот вдоль моего забора, вот ворона села на перила крыльца, а вот собака наделала на калитку. Я попросила Мишу отрегулировать сенсоры на человека. С того дня мой забор «метили» только доги и сенбернары.

— Ты не видишь разницы между животным и человеком? — спросила я Мишу.

— Там, где я работаю, — ответил он, — нет ни людей, ни животных.

— Все-таки, будешь регулировать сенсоры еще раз, поинтересуйся особенностями биотипов. Это гораздо интереснее железа.

— Что ты понимаешь в железе, женщина? — ворчал он, и лез разбирать антенну. — Что ты вообще понимаешь в жизни? Она интересует тебя, как шахматная партия, но ты не хочешь быть фигурой на доске. Впрочем, двигать фигуры ты тоже не хочешь. Для этого ты слишком ленива.

— Кто-то же должен наблюдать партию со стороны.

— Вот, вот! — соглашался Миша. — Высшая форма интеллектуального онанизма.

«Двигать фигуры» мне действительно не хотелось. Семен Семеныч утверждал, что это последствие психического стресса и рекомендовал Веге выждать время. Вега и не стремился меня эксплуатировать, даже не приглашал в офис, предпочитал являться ко мне на работу. У себя на родине он копировал записи свободных волонтеров, некогда наблюдавших человечество. И, так как душа волонтера, по его мнению, была чересчур поэтической, то и вольных фантазий в мемуарах следовало ожидать выше нормы. Он отзывал меня к подоконнику в фойе читального зала, раскладывал прозрачные пластины со столбиками текста и ждал разъяснений. Только тогда я чувствовала свою значимость в жизненном процессе, к которому испытывала столь сильный исследовательский интерес.

«Что за мужик к тебе ходит? — спрашивали библиотекарши. — У тебя с ним роман? Он женатый?»

— Имейте в виду, — предупредила я шефа, — наши дамы интересуются… Могут проверить личность в бюро пропусков.

— У меня Мишин пропуск, — объяснил Вега.

Это означало, что о его личности каждый может фантазировать в соответствии со своими запросами. Он же, сохраняя инкогнито, продолжил подсовывать мне тексты, не обязывая являться в контору. А вместе с тестами подсовывал зарплату, принципиально отличающуюся от зарплаты библиотекаря; и шурупы тоже подсовывал, потому что вкручивание шурупов всегда оставалось почетной обязанностью секторианина. Последний шуруп был завернут мною в курилке женского туалета. На него сразу повесили зеркало, в котором коллектив давно испытывал нужду, и я день потратила, чтобы заставить технарей вернуться за пульт и вычислить новый ракурс. Миша с Адамом героически уклонялись, шеф делал вид, что не разбирается в технике, Индер как всегда был занят. Я вспомнила Алену, свой первый день в офисе, первое впечатление от работы, и то, какой нереальной она казалось вначале.

Зеркало, к счастью, украли. Может быть, моя карьера сложилась бы иначе, если бы не глупая ссора с Юстином, если бы не мой скверный характер. И, надо же, теперь, когда я приблизилась к цели, о которой в тот год боялась мечтать, мои перспективы вернулись к тому, с чего начались: прожить жизнь среди книжных полок.

— Не боись, — успокаивал Миша, — скоро человечество выйдет в сеть, завалишься работой. Будешь самым незаменимым экспертом Галактики. Только учи инглиш.

— В нашу сеть? — удивлялась я.

— Вот еще! У человечества своя сеть, у нас своя. Про интернет слыхала?

— И что мне там делать?

— Как, что? Сортировать информэйшн на две кучи: «тру-о-булщит».

— В нашей сети или в человеческой?

— Ты только не спроси об этом шефа! И, я тебя умоляю, занимайся инглишем. До русских сайтов нам как до Луны на самокате, а «переводчик» в конторе глючный. Кстати, — вспомнил Миша, — отладка «переводчиков» — твоя прямая работа.

— Моя работа в Хартии.

— В объятиях Птицелова, — издевался Миша. — Даже слов таких не произноси. Забудь обо всем, что дальше Останкинской телебашни. Благодари бога, что твои дружки сюда не явились.