Секция плавания для пьющих в одиночестве (СИ)

Дверь номера приоткрылась и в комната вошла Лиза с сумкой для сменной одежды, из которой торчал уголок мятого полотенца. Она только что вернулась с процедур. Ее волосы были не до конца просушены и мило топорщились на затылке. Мара сбросил звонок.

— Я не помешала? Можешь выйти в холл и позвонить оттуда, там сейчас никого нет.

— Да нет, все нормально, я позвоню завтра из дома.

— Той подруге? — уточнила Лиза намеренно равнодушным голосом.

Мара кивнул.

— Надеюсь, у кота все в порядке.

— Я тоже.

Лиза прошла в ванную и стала разбирать вещи. Дверь за собой она не закрыла. Развесив белье, она подключила фен и стала сушить волосы перед зеркалом. Мара присел на кровати и прислонился к стене. С этого ракурса он видел тонкую правую ногу девушки, упиравшуюся в порог ванной комнаты.

Когда она выключила фен и вышла к нему, Мара притворился, что смотрит в окно.

— Ну вот, волосы так сильно отросли, — сказала Лиза, как будто оправдываясь.

Мара повернулся к ней, взглянул на ее неровную, но очень короткую стрижку, и сказал:

— Разве? Мне так не кажется.

— Я же вижу — за два месяца здорово отросли. — Она покачала головой и провела пальцами по шее.

— Ты, что ли, наголо стриглась? — спросил Мара с улыбкой.

— Ну да, — просто ответила Лиза.

Мара удивленно уставился на нее.

— Ты как в армию собиралась?

— Можно и так сказать, — ответила она спокойно. — Я ведь правда думала, что начинается новая жизнь.

Мара помолчал, а она посмотрела в окно.

— Как думаешь, можем мы стать такими, как все? — вдруг спросила Лиза.

Мара пожал плечами.

— Не знаю. А кто эти «все»?

— Ну, те, что каждый будний день на работу ходят. А по выходным на велосипеде-тандеме катаются по паркам. — Она помолчала. — И никаких осьминогов, никаких ненастоящих проблем в их настоящих жизнях.

Мара внимательно посмотрел на Лизу, а она все смотрела поверх его головы, и взгляд ее, казалось, разрезал пустоту комнаты на две равные части. В этот момент ему страшно захотелось выкурить сигарету.

— Это ты так думаешь, что у всех жизнь настоящая, и они только и делают, что на велосипедах катаются, — сказал он после паузы. — Мы же не знаем, что за мысли у них в головах, сколько сердец бьется в груди…

Он уселся поудобнее и сцепил руки в замок на груди.

— Вот увидишь, например, образцовое семейство где-нибудь на лавке под березой: мама с длинными волосами и в платье в цветочек, на фитнес ходит два раза в неделю, за диетой следит, на ночь стакан молока выпивает, папа с редеющими волосами, подтянутый, ну живот намечается, добренький такой, но в целом видно, что у него не забалуешь — все на его плечах держится. Дети рядом — две девочки и мальчик, красивые, мороженое едят. Вот увидишь и подумаешь: «Какие они настоящие, живут, как в рекламных роликах». А на самом деле у женщины той, может быть, сестра от лейкемии умерла, а мать старая в деревне живет одна, и женщина ее почти не навещает, чтобы не вспоминать ничего. А у мужчины мечта — рыбок редких в аквариуме выращивать, ему, может, только и надо, что сидеть перед стеклом в темноте и смотреть, как они взад-вперед плавают. Или он, например, в семнадцать лет на вписке девочку изнасиловал с приятелями, а потом они труп в реку скинули; и он теперь по ночам заснуть не может без водки, потому что призрак той девочки в углу спальни его каждый вечер поджидает. Вот такая обычная семья.

Лиза нахмурилась и повернулась к Маре.

— Нельзя же быть таким пессимистом! А может, это тебе так кажется, когда ты счастливых людей видишь — потому что втайне им завидуешь, вот и выдумываешь скелетов в шкафу?

— Может, и выдумываю. Только мы правду о других людях знать не можем и никогда не узнаем. Но я лично верю, что у каждого внутри есть такой темный одинокий уголок, куда никак не попасть, никак не разглядеть, что там на самом деле творится.

— Значит, по-твоему, счастливых людей совсем не бывает?

— Наверно, бывают и счастливые люди. Только я таких не встречал. В любом случае это каждый про себя сам решает — счастливый он или нет. — Мара помолчал. — А я думаю, что ради счастья от много отказаться приходится, многое забыть и простить себе прошлое. И свой черный уголок от самого себя запереть, спрятать. Только потом что? Кто знает, когда он о себе напомнит? Может быть, как раз в тот момент, когда на велосипеде-тандеме будешь по парку кататься с детьми, твоя темнота на тебя обрушится, утопит, задушит…

Лиза вздохнула.

— Так что, значит, и выхода нет? И даже пытаться нам не нужно?

Мара помолчал.

— Не знаю, Лиза, есть выход или нет. Просто кто-то пытается, а кто-то сдается. У каждого внутри есть всего понемногу — тепла и пустоты. Тут все непросто, как у осьминогов. У них в каждом щупальце по маленькому мозгу — одно тянется к свету, а другое тащит в темный угол. А посередине три сердца. Но пока они бьются, сколько на дне не прячься, твое тело будет рвать тебя на части.

Лиза постояла немного над ним, ожидая, что он скажет дальше. Он не переставал ее удивлять. Но Мара молчал. Тогда она присела рядом.

— И что же сейчас говорят тебе твои три депрессивных сердца?