Секунда между нами

Внутри все снова сжимается, а к горлу подкатывает ком.

Они как зеркальные отражения.

– Слушай, – голос Дункана из раздвижных дверей, – ты вообще понимаешь, что у нас сейчас зима?

Не дождавшись ответа, он выходит в сад.

– Ты в порядке?

Этот вопрос он задавал ей постоянно.

– Да, все хорошо, – быстро отвечает она. – Надо написать доктору Бердену, помнишь его? Мы договариваемся о времени, чтобы созвониться.

Ответ из больницы на ее письмо с разъяснениями причин внезапного отъезда из страны пришел очень быстро. Они отнеслись к ее ситуации с пониманием, и вот, после нескольких месяцев внутренней борьбы, Дженн наконец почувствовала, что готова начать переговоры о возвращении на работу.

Дункан садится на шезлонг напротив и внимательно на нее смотрит.

– Не хочешь сначала обсудить все со мной? – спокойно предлагает он.

На мгновение она застывает, зная, что он имеет в виду на самом деле.

В чем же дело?

Внезапно она поняла, что больше не хочет держать все в себе. Она не может больше нести этот груз в одиночку. Каждый божий день этот ужасный узел в ее животе затягивается все сильнее и сильнее. Она пыталась справиться с этим, заглушить путешествиями и развлечениями, – конечно, оплаченными деньгами, доставшимися от отца. Разве не этого он хотел, в конце концов? Чтобы она увидела разные города и джунгли, отправилась туда, где никогда не бывала, взяла максимум от этой короткой жизни. И какое-то время это помогало. Но вдруг, в этот прекрасный солнечный день, отдыхая в чудесном новом месте, она понимает, что больше не в силах сдерживаться. Этот узел внутри нее начинает распутываться – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. У папы была болезнь Гентингтона, он ушел, потому что не хотел взваливать на них с матерью это бремя, а потом умер совсем один в каком-то хосписе, без друзей, без родных. И он был неправ, поступив так с ними, с ней и с самим собой. Она бы справилась с этим. Она бы заботилась о нем. Ведь заботиться о людях – ее призвание.

Помогать людям в тяжелой ситуации.

Она лишилась стольких прекрасных лет, которые они могли бы провести вместе, стольких чудесных воспоминаний. Она думала, что он ее не любил, но оказалось, это не так. Он любил ее всем сердцем. Любил больше, чем она может себе представить. Как же она по нему скучает…

До сих пор скучает, и очень сильно.

Но теперь она знает, что это еще не конец, – заболевание могло передаться и ей. И единственное, что ее папа точно должен был сделать (и чему предстояло научиться ей), – это поговорить с кем-то.

Позволить другим помочь себе.

Она обхватывает голову руками, и в ту же секунду Дункан обнимает ее за плечи.

– В чем дело? – спрашивает он. – Ты можешь рассказать мне. Я здесь.

И она раскрывается, как одна из маминых ракушек, выброшенных на берег.

Она закончила. Дункан обнимает ее, плачущую у него в саду. Он позволяет ей говорить, когда она хочет, и молчать, если ей это нужно.

Позже, вечером, они начинают обсуждать возможные варианты. Продолжать жить как ни в чем не бывало, не пытаясь выяснить, есть ли у нее эта болезнь?

Или пройти обследования и выяснить правду?

Дженн знает себя достаточно, чтобы понимать: она не сможет просто так это оставить. Ведь она врач. Каждое недомогание будет означать для нее симптом, каждая вспышка гнева – начало чего-то страшного. Эти мысли будут преследовать ее постоянно.

Поэтому единственный выход – пройти обследования.

Из интернета они узнали, что есть два пути. Один из них, рекомендуемый чаще всего, но долгий: сначала многочисленные консультации со специалистами, а затем, через несколько месяцев, сдача крови. Это длительный процесс, который предполагает откровенные беседы с врачами и полное раскрытие себя.

Вероятно, еще какое-то время она будет оставаться в неведении.

Именно это и посоветовал ей доктор Берден. Именно так и поступает большинство людей.

Есть и более короткий путь: обратиться в частную клинику и быстро получить результат, но это стоит дорого. Если она захочет, можно сделать все здесь, в Сиднее.

Глядя на Дункана через обеденный стол, она понимает, что он поддержит любой ее выбор. Он будет рядом, что бы ни случилось. И в каком-то смысле папа тоже будет рядом, ведь его письмо всегда при ней.

Две недели спустя они стоят на тротуаре перед зданием неврологической клиники. Несколько мгновений Дженн разглядывает оживленную улицу, по которой снуют прохожие, болтая по телефону или слушая музыку, – у них обычный, нормальный день нормальной жизни. Высоко в небе светит утреннее солнце, и, несмотря на этот узел в животе, она чувствует себя немного лучше.

Потому что тяжелый груз неизвестности и отрицания, с которым она путешествовала по миру, стал чуточку легче.

– Ну вот, через несколько недель мы узнаем результаты, – говорит Дункан, глядя на нее. – Напиши сразу, как получишь их, ладно?

Интересно, где она будет находиться в этот момент? Может, в больнице, на работе, а может, на съемной квартире в Эдинбурге, в одиночестве… В любом случае это будет после свадьбы Хилари.

Она поворачивается к нему и кивает:

– Конечно.