Секундо. Книга 2

Амирель разрешила всем подняться и легко спрыгнула с возвышения.

Встав с колен, главный дроттин бога войны возмущенно заявил:

— Это безобразие! Как вы посмели разговаривать с нами в таком непочтительном, бесцеремонном тоне? Так наши боги достаточно сильны, чтоб вас покарать!

Раздался возбужденный шум, и толпа принялась плотнее смыкаться возле них. Рассмеявшись, Торрен предложил:

— Кто не хочет мне служить, может попытаться отказаться. Но предупреждаю сразу: — его голос стал серьезен, — он поплатится за это смертью!

— Этого не может быть, — густым басом пропел главный дроттин бога плодородия. — Мой бог этого не допустит! Он защитит своего верного сына!

— Что ж, попробуйте, — принц с интересом следил за возбужденной толпой, но ничего не предпринимал. — Посмотрим, что будет.

— Я отказываюсь служить Торрену, убившему свою мачеху и узурпировавшему власть у своего родного отца! — громогласно прогремел громкий голос дроттина.

Тут же над его головой из ниоткуда возникло голубоватое, уже знакомое Торрену облачко. Он насмешливо произнес, на всякий случай подтянув к себе Амирель поближе:

— Прощайте, дроттин. Не скажу, что мне жаль с вами расставаться, уж скорее наоборот.

Тот задрал голову и принялся отмахиваться от сгущавшегося над головой тумана, как от надоедливой пчелы. Это ему не помогло. Облако опустилось на него, скрыв всю его громоздкую рыхлую фигуру, раздался истошный вопль, от которого заложило уши у всех присутствующих, и все стихло.

Когда туман рассеялся, на полу осталась лежать горка серого сыпучего праха вперемешку с золотом, которого на дроттине оказалось около стоуна.

— Ого, какой благочестивый был человек! — притворно восхитился Торрен. — Одна труха от него осталась, от других хоть скелеты, было что хоронить. Хотя можете разобрать ее на мощи, но не уверен, что они кому-то помогут, быстрее навредят. — И зловеще предложил: — Кто еще желает пополнить собой храмовый паноптикум?

Еще недавно кровожадно настроенные люди с ужасом смотрели на усыпанные золотом останки главного храмовника. Оставшиеся два главных дроттина тут же поняли, откуда дует ветер, и елейными голосками пообещали:

— Конечно, ваше величество, мы, как и все служители наших храмов, а так же наши прихожане будем служить вам верой и правдой, как и намеревались. — Сказано это было так, будто и не было угроз и оскорблений, и собрались они здесь с единственной целью — приветствовать нового короля.

Торрен саркастично хмыкнул, обнял Амирель за плечи и увел из этого гнезда разврата, как он обозвал этот храм на обратном пути.

Через неделю после этих событий Амирель обедала вместе с Торреном в малой трапезной. Он говорил о реформах, проводимых им в стране для блага народа, о тайном, но от этого не менее враждебном сопротивлении аристократии, но Амирель его не слушала. Он ужасно раздражал ее своей болтовней.

И даже не ее, а амулет, скрытый в ее груди. От него то и дело расходились волны неодобрения, заставляя ее злиться и на камень, присвоивший себе ее тело и, похоже, ее душу, и на принца, вызывавшего своими рассуждениями неудовольствие зловещего амулета. Она уже с трудом сдерживалась, чтоб не приказать королю замолчать, тем самым выдав свою тайну — что его старинные амулеты противодействия на нее не действуют точно так же, как и новые.

Спасая ее от разоблачения, в дверь робко заглянул сенешаль принца.

— Ваше высочество, — по привычке начал он, но тут же исправился: — Ваше величество, привезли герцогиню Аметти. — Вы велели доложить незамедлительно.

Торрен швырнул на стол вилку и порывисто встал, отодвинув от себя недоеденный рулет из перепелки.

— Наконец-то! — предвкушающе воскликнул и покосился на вопросительно вскинувшую лицо Амирель. Немного подумав, разрешил: — Продолжай обед, дорогая. Сегодня ты мне не понадобишься.

Та равнодушно пожала плечами и глянула на него с нескрываемым раздражением. Ее бесили его приказы.

Король вышел из покоев и направился в пыточную тайного сыска, с досадой размышляя по дороге, что напрасно угрожал Амирель найти ее семью. Именно после его неосторожных слов от нее стало веять холодом и чем-то весьма похожим на опасность. Он тосковал по той настороженной, но доброжелательной девушке, которая так щедро делилась с ним человеческим теплом, и с которой было так отрадно даже просто стоять рядом.

Ему хотелось вернуть то счастливое время, но он не знал, как это сделать. Оправдываться он не собирался. И разуверять ее в том, что никогда не принесет беды ее близким, тоже не мог.

Жизнь королей непредсказуема и опасна. Он подумал о своем отце, изо дня в день таявшем от тоски по любимой супруге, и упрямо тряхнул головой, отгоняя сокрушающее чувство вины. Что сделано, то сделано. Они сами виноваты. Нужно было сразу прекратить покушения на него, как только выяснилось, кто за ними стоит. Или хотя бы предупредить его.