Селена, дочь Клеопатры

Так, сохраняя некоторые сомнения насчет даты свадьбы Антония и Клеопатры (она могла быть более ранней), я придерживалась доминирующего мнения, которое в данном случае базируется на характерной чеканке монет Царицы и сопутствующему расширению ее царства[183]. Основной вымысел состоит, конечно же, в описании чувств главных героев, отношений между детьми, мелких событий ежедневной жизни, а также в том, как они могли бы взглянуть на историю, в которой не успели стать актерами, так как были недостаточно взрослыми, но смогли стать жертвами – поскольку смерти все возрасты покорны…

Я не описывала БИТВУ ПРИ АКЦИУМЕ: ее последствия известны лучше, чем обстоятельства. Древние историки передали нам только распространенную Октавианом версию: испуганная Царица (еще бы, она ведь женщина!) в разгар битвы вдруг спасается бегством и генералиссимус, не в силах и пяти минут без нее обойтись, теряет голову и бросает свои войска, погнавшись за любовницей… Современные историки подтверждают, что все происходило совсем не так, особенно когда сопоставляют другие факты, исключающие возможность какой бы то ни было импровизации со стороны Антония: в частности, добровольное уничтожение самых тяжелых кораблей перед столкновением с противником и в то же время приказ другим судам поднять паруса – неожиданное распоряжение, если морское сражение ведется только на веслах. Понятно, что план Антония и Клеопатры был нацелен не на разгром флота противника, а на прорыв фронта и завоевание южной части Греции, Сирии или Египта, воспользовавшись попутными ветрами. Тем не менее историки не приходят к общему мнению касательно неожиданных поворотов сражения и причин (относительного) поражения Антония. Как Фабрис в Ватерлоо, большинство участников сами не все поняли… Таким образом, я предпочла не трактовать эти события с той или иной степенью объективности вездесущего автора, а сделать так, чтобы в продолжении истории (второй и третий том) Селена услышала различные версии этой странной битвы, противоречивые и в равной степени субъективные.

Что касается САМОУБИЙСТВА АНТОНИЯ И КЛЕОПАТРЫ, то я не стала вдаваться в подробности о медленном и ужасном развитии событий: ни один романист не сможет превзойти Плутарха и Шекспира, великолепно исчерпавших этот сюжет. Я сочла за лучшее взглянуть на происходящее глазами Селены, маленькой девочки, которой ничего не рассказывают и которая мало что понимает.

Между тем, если я не намекнула о ловушке, которую Клеопатра могла приготовить для Антония, подталкивая его к самоубийству (гипотеза Плутарха), то только потому, что я в это не верю. В своих письмах Октавиан давно подстрекал Антония к суициду и призывал царицу Египта избавиться от мужа. Однако Клеопатра дала понять, что жизнь Антония не является «предметом для обсуждения». С какой стати она решила бы угодить врагу с таким опозданием? Откуда бы взялась подобная слабость, когда ей уже не на что было надеяться, спрятавшись в Мавзолее вдалеке от детей?

Касательно ВЗЯТИЯ АЛЕКСАНДРИИ принято считать, что захват города произошел без особого кровопролития. По крайней мере античные историки указали лишь на убийства некоторых высокопоставленных лиц: принцев, кое-кого из товарищей Антония, которые или покончили с собой, или были казнены. И пусть меня простят за то, что я не верю в мирное завоевание вражеской столицы: то, что будет меньше смертей, если город провозгласит себя открытым и откажется сопротивляться, – факт; но что армию победителей встречают с цветами и солдаты везде ведут себя как джентльмены, – это просто бабушкины сказки. Я, например, вспоминаю, как парижские газеты представили принудительную эвакуацию из Пномпеня и падение Сайгона[184] как мирное и добродушное вступление победителей в эти два города. Издалека все всегда выглядит хорошо… С тех пор мы узнали, что на самом деле происходило в Пномпене; к тому же от непредвзятых очевидцев я услышала, сколько самоубийств, групповых казней и даже массовых побоищ сопровождало освобождение Сайгона. И пусть не надеются, что я сочту, будто оккупация Царского квартала прошла в радости и всеобщем веселье: достаточно посмотреть, как был убит Антилл, чтобы понять умонастроение и так называемую «порядочность» завоевателей.

А Иотапе, по-видимому, повезло: Октавиан ограничился тем, что отправил ее к отцу, царю Мидии Атропатены, который сначала потерял, а затем снова занял свой трон, перед тем как снова его лишиться. Тигран, выживший сын царя Армении и бывший пленник Клеопатры, был послан Римом занять армянский трон, как только избавятся от его предшественника, слишком близкого парфянам. По отношению к различным восточным монархиям и тем, кого мы называем «царями-союзниками», Октавиан, наговорив целый воз необоснованной критики в адрес Антония, в конце концов, похоже, последовал всем пунктам политической стратегии своего противника. В наши дни тоже нередко случается, что после ожесточенной избирательной кампании победитель, нос к носу столкнувшись с реальностью, принимает программу побежденного…

* * *