Селение

Все тут же хватаются за ручки у дверей и я опять один остаюсь не удел со своим центральным сидением, из-за чего меня начинает мотать по салону, точно известно что известно где.

Ощущение создается, будто мы на лодке попали в шторм, а не на машине съезжаем в сторону.

Но даже когда мы встраиваемся на земляную дорожку – нас продолжает трясти. Думаю, так происходит на любой необлюбованной транспортом местности. С напряжением мы все глазеем в окна в ожидании хоть чего-то, что скажет нам о результативности этой многочасовой поездки, когда, наконец (на большое всеобщее удивление) первым вскрикивает молчаливый Роб со своим грязным окном:

– Вон! Я вижу дома. Смотрите..

– Где? – я рывком склоняюсь к нему, точно к возлюбленной, и приникаю к стеклу.

Роб тут же скукоживается, но все-таки неловко тыкает в какие-то точки в отдалении. Не могу ни черта разобрать.

– Присмотрись – упорно талдычит он – это дома.

И вот, спустя пару мгновений, я наконец вижу то, что гораздо раньше меня увидел человек в очках с самым замацанным стеклом в машине. Эти точки – это крыши домов, которые по мере приближения становятся все больше и различимее.

Восторженно смеюсь и, не в силах сдержать порыв, хлопаю Роба по спине:

– Да! – после чего оборачиваюсь к ребятам – господа, официально заявляю, что мы на земле Ведьминого Села.

Глава 4

Из дневника Роуз Де Кюро

4 апреля 1996 года.

Две недели как меня выгнали с новой работы. Точнее, с очередной работы. Когда я устраивалась на нее, то не знала, что буду делать, если мне в очередной раз укажут на дверь. Что ж, теперь знаю – я буду сидеть без денег и клянчить их на углу у прохожих попрошайкой, стараясь нараспев тянуть одну из песен, к которым у меня никогда не было склонности.

Пою я отвратно. И получаю за это столько же.

Меня уже не берут никуда, даже полы мыть. Все знают, что со мной «неладно». Правда, они думают, что на мне сглаз, порча или я просто не могу налить стакан воды, не опрокинув его и не разбив. Хотя, пожалуй все-таки больше первое. Когда меня считали «непутевой», то еще брали на какую-нибудь грязную работу. А теперь, когда считают «неладной», отказывают во всем.

Прачкой у Линды был последний шанс, но в тот день, разозлившись, я вновь не смогла контролировать и все случилось, как обычно. С моим желанием, но без моей воли. Может, этого и можно было бы избежать, если бы та девчонка, что обычно сидит на рессепшене, не вознамерилась вдруг в отсутствие Линды мнить себя главной. Она вышла из-за стойки и принялась мне указать, какой грязный пол и что я зря получаю деньги. Хотя пол был идеальный, а получала я гроши.