Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Сказать, что фильм не удался, я не могу. Однако тот диалог стилей, который возможен в литературном произведении, будучи перенесён в кино, оборачивается безжанровостью и сбивает столку зрителей. У меня, кстати, большой опыт по части экранизаций, начиная с нашумевшего фильма «ЧП районного масштаба» Сергея Снежкина. Вместе с «Маленькой Верой» Василия Пичула эта лента в 1988 году стала символом перестроечного кино: и в смысле смелости, и в смысле злобного мифотворчества по отношению к советской цивилизации. Вот и Мурад, воссоздавая доперестроечные времена, прежние коллизии и типажи, руководствовался не столько моим романом, сколько штампами, которые успели сформироваться в постсоветский период. К моему удивлению, режиссёр, выходец из элитарного бакинского клана, плохо знал советские реалии и русский московский уклад, то есть ту среду, где разворачиваются события семейной саги. После просмотра чернового монтажа я с удивлением спросил:

– Мурад, а почему у тебя в райкоме комсомола везде висят портреты Маркса?

– Разве не висели?

– Конечно, нет. В 20-е годы, может, и висели. А в 80-е только Ленин – в зале заседаний, генсек – в кабинете первого секретаря, а в рабочих комнатах – Макаревич какой-нибудь, «Песняры», София Ротару… Ты разве никогда не был в райкоме?

– Нет.

– Как это так? За границу ты же выезжал?

– Выезжал.

– Значит, за характеристикой в райком всё-таки приходил!

– Нет. Мне домой приносили.

Всё-таки творческому деятелю лучше являться на свет в семьях попроще: жизненный обзор шире.

Между тем с чувством известного самодовольства могу сообщить: почти все мои романы и повести экранизированы. Впрочем, я выразился неверно. Правильнее сказать: по мотивам моих сочинений снято кино. В одних случаях, как в фильме «Сто дней до приказа» Хусейна Эркенова, от первоисточника осталось не больше, чем от героя Гражданской войны Сергея Лазо, брошенного врагами в паровозную топку. В других случаях режиссёры отнеслись к литературному материалу с большим пиететом. Это прежде всего «Апофегей» и «Козлёнок в молоке». Но такого, чтобы можно было воскликнуть: «Это я, я на экране!» – пока ещё не случалось. И скорее всего, никогда не случится, ибо от экранизации нужно ждать не подобия (оно в принципе невозможно), а соответствия. И ещё экранизации, даже не очень успешные, расширяют круг читателей. А если, посмотрев фильм, люди говорят: «Книга лучше!» – это не только комплимент автору, но и лишнее подтверждение неправоты Ленина: из всех искусств важнейшим была и остаётся литература, а театр, кино, телевидение – всего лишь живые тени изящной словесности.

Добавлю, что «Побег» переведён на многие языки, но наибольший успех обрёл в Китае, где был признан лучшим переводным романом 2003 года, из чего я делаю вывод: проблема Человека Убегающего актуальна не только для русских, простите, россиян, но и для китаян. Более того, по решению ЦК КПК был напечатан дополнительный тираж специально для чиновников, взаимодействующих по службе с Россией. Мудрые красные конфуцианцы решили, что мой семейный роман даст государственным мужам Поднебесной гораздо больше сведений о нашей стране и её новейшей истории, чем самые дотошные политологические исследования и статистические выкладки.

Но и с переводами не всё так просто. Однажды небольшое мюнхенское издательство по совету известного германиста Юрия Архипова решило выпустить на немецком языке мой роман «Замыслил я побег…». Чтобы не возникли трудности с реалиями социализма, переводчицу нашли среди «ости», то есть «гэдээровок». Я с ней встретился в Лейпциге на знаменитой книжной ярмарке и ответил на множество дотошных вопросов, касающихся подробностей советской жизни, аппаратных механизмов и редко употребляемых русских слов, в том числе окказионализмов. «С такой скрупулёзной переводчицей, – подумал я, – успех обеспечен!» Однако хозяин издательства, прочитав готовый перевод, остался недоволен: «Герр Архипов уверял, что это самый искромётный и весёлый роман в современной русской литературе. Ничего смешного там нет. За что я заплатил девять тысяч евро?» Дали прочитать рукопись двуязычному рецензенту, он оценил смысловую точность перевода, но пришёл к выводу, что старательная «ости» от природы лишена чувства юмора, особенно на вербальном уровне, она даже не ощутила иронию, пронизывающую всю книгу от начала до конца. Заплатить кому-то ещё девять тысяч евро издатель оказался не в состоянии, и моя семейная сага на немецком языке так и не вышла.

4. Гимн прототипу