Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Но я литератор старой школы, можно сказать, забубённый реалист. Мой принцип: занимательность – вежливость писателя. Я всегда рассказываю начатую историю до конца и не забываю героев, как увечных младенцев в роддоме. Потому работа над завершающим томом затянулась. С одной стороны, мне было стыдно за нарушенные обещания, и я торопился. С другой, я столкнулся с тем, что особенно дорого каждому писателю, – с нетерпеливым интересом читателей к окончательной судьбе героев. С вопросом – «Когда же третья часть?» – ко мне обращались самые разные люди в самых разных местах. Дело в том, что человек я телевизионный, и многие помнят меня в лицо.

Однажды на каком-то приёме военный комендант Кремля строго спросил: «Когда?» Я понял: дело плохо, надо поторапливаться – и наддал, закончив роман весной 2012-го. И вот мы с женой возвращались откуда-то самолётом. Подошёл стюард и вежливо так поинтересовался: «Когда можно и можно ли ожидать окончание «Гипсового трубача»?» «18 апреля поступает в продажу!» – гордо ответил я. «Тогда – шампанского!» – воскликнул он. И до самого приземления мы пили «Вдову Клико» за счёт авиакомпании.

Однако рано я пил шампанское. Выпуск романа частями имел и отрицательные последствия, за шесть лет работы, распавшейся на три «аврала», накопились неточности, нестыковки, оговорки. К моему стыду, кое-кто из второстепенных героев в первом томе имел одно имя, а в третьем другое. Обнаружились и стилистические погрешности – плод ответственной торопливости. Увы, поспешность, как известно, хороша при ловле блох и беглых олигархов. Да и корректоры теперь пошли какие-то невнимательные, как пьяные пешеходы. «Да не переживай ты так! – успокаивала меня Ольга Ярикова, мой давний редактор. – У Достоевского и не такие ляпы попадаются!» Но то, что можно Достоевскому, нельзя нам, смертным. Ещё не просохла краска на третьем томе, а я уже сел за сводную редакцию «Трубача». Кое-что исправил, добавил, сократил, уточнил, переделал, отточил, зашкурил… Получилась, в сущности, новая версия романа, серьёзно исправленная и смешно дополненная.

Неоценимую помощь оказала мне Татьяна Николаевна Спирина. В один прекрасный день я получил увесистую посылку из Ярославля, в ней был том «Гипсового трубача», испещрённый правкой, и сопроводительное письмо:

«Дорогой Юрий Михайлович!

Я получила огромное удовольствие от чтения Вашего «Гипсового трубача». Буквально не могла оторваться от книги, и страшно не хотелось, чтобы она кончалась. Очень жаль, конечно, Жарынина, самого умного и обаятельного героя, этого «талантливого неудачника», Вашего любимца. В книге много смешных ситуаций, неожиданных поворотов сюжета. Юмор Ваш подкупает, а изречения-афоризмы, остроумные и парадоксальные, впору выписывать и цитировать. Характеристики людей и событий времен перестройки точны и метки, все оценки верны. В общем, читать очень интересно. Уверена, что роман будет ещё не раз переиздаваться, а потому есть возможность исправить замеченные опечатки, ошибки и ряд неточностей, вполне естественных при таком большом объёме, а главное – при соединении в одно целое написанных в разное время частей… Пожалуйста, не удивляйтесь моему пристрастному (из благих побуждений) прочтению. Дело в том, что я всю жизнь проработала редактором художественной литературы в государственном Верхневолжском издательстве, пока его не развалили в начале двухтысячных».

Я был поражён, получив по почте от ярославской благодетельницы огромный том «Гипсового трубача» – недешёвое, кстати, благодеяние для пенсионерки. Почти на каждой странице имелись корректорская и редакторская правки с пояснениями, написанными каллиграфическим почерком. Это была гигантская работа, выполненная на высочайшем уровне советской редакторской школы. Вскоре волею судеб я оказался в Ярославле, где состоялась моя встреча с читателями, на ней я смог прилюдно поблагодарить Татьяну Николаевну за великодушную и бескорыстную помощь.

Но должен заметить, «Гипсовый трубач», пожалуй, – единственная моя вещь, вызывающая порой противоположные оценки тех читателей, которым в целом моя проза симпатична. (Про недоброжелательно настроенных читателей и критиков я тут не говорю: если бы мне удалось написать «Преступление и наказание», они бы сказали, что я совершил преступление перед отечественной словесностью.) Так вот, одни доброжелатели полагают, что «ироническая эпопея» – моё лучшее сочинение, вершина, другие же уверены, что это очевидная творческая неудача.

Я же думаю, «Трубач» ещё по-настоящему не прочитан. И меня греет высокая оценка покойного Михаила Задорнова, с которым я был в тёплых отношениях. Вот что он писал: «Гипсового трубача» читал, подчёркивая фразы, как студенты читают учебники. Литературная образность Полякова сравнима с набоковской. Только Полякова мне лично читать интереснее…»

2012,2016,2019

Драмы прозаика

1. Горкомовские кресла