Тем временем в Театре сатиры начались репетиции «Чемоданчика», и актёры «встали на ноги». Ширвиндт, увидев поставленные сцены, пришёл в ужас, резко взяв управление на себя. Замечу, забегая вперёд: то же самое случилось, когда «Чемоданчик» ставили в Ростове-на-Дону. Приглашённый из Москвы бывший худрук Театра имени Гоголя Сергей Яшин по прозвищу Теннисист (за его страстную, почти нездоровую любовь к Теннесси Уильямсу) не справился с материалом. Директор театра Александр Пудин, увидав сделанное, твёрдо сказал: «Эту беременность я прерываю!» Срочно вызвали Геннадия Шапошникова из Иркутска, он-то и спас ситуацию. Спектакль вышел отличный и для провинции настолько острый, что ошарашенные зрители подходили ко мне в антракте и восклицали:
– Какая удача, что мы попали на первый спектакль!
– ?
– Ведь завтра его обязательно закроют.
Не закрыли. Идёт до сих пор. Но вернёмся в Театр сатиры. Уже назначен был день премьеры. И вдруг на прогоне стало ясно: нужна другая концовка. Премьеру скрепя сердце перенесли на неделю. Тогда Ширвиндт предложил использовать для финала песенку из знаменитого фильма Карена Шахназарова «Мы из джаза». Мне дали аутентичный текст куплетов, которые в картине исполняет Александр Панкратов-Чёрный, и я, промучившись ночь, нарифмовал прощальную песенку актёров:
И спектакль сразу сложился, заиграл. Сказать, что премьера прошла успешно, – ничего не сказать. Зрители, совершенно отвыкшие в наше демократическое время от политической сатиры на сцене, сначала точно оцепенели от неожиданности, а потом настороженность вылилась в хохот, аплодисменты и овации. Особенный восторг вызвали Фёдор Добронравов, игравший капитана третьего ранга Стороженко, который похитил «кнопку». Четвёртый сезон «Чемоданчик» идёт в Театре сатиры на аншлагах, и в финале тысячный зал неизменно встаёт с криками «браво!». А народный артист Юрий Нифонтов, играющий «добромора Суперштейна», с удовольствием выходит на поклон. На актёров, как и на детей, нельзя обижаться.
Поставлена эсхатологическая комедия и в других театрах, причём гораздо ближе к авторской редакции. Я давно привык к режиссёрским сокращениям моих текстов и спорю, иду на конфликт лишь в тех случаях, когда купюры затрагивают сюжет и смысл пьесы. Не раз мне говорили: «Ты пишешь слишком густо, в твоей комедии столько сюжетных поворотов и реприз, что хватило бы на три пьесы…» Ну, во-первых, лучше пусть режиссёры прореживают, чем дописывают. А во-вторых, не я пишу густо, я-то беру пример с классиков, это «новая драматургия», рождённая гедонистическим тунеядством, слишком разбавлена. Но когда глупая мода на словесную жижу закончится, когда постановщики опять захотят многоуровневых сюжетов, полифонии смыслов, концентрированной сценической речи, тогда, возможно, им и пригодятся мои густо замешанные «безделки».
Не могу не посетовать: даже режиссёры, которые ставили «Чемоданчик» максимально близко к авторскому тексту, так и не решились вынести на сцену монолог дамы-президента, написанный тем же размером, что и знаменитая исповедь Бориса Годунова из знаменитой трагедии Пушкина. Странно! Мне монолог нравится: