Селфи с римским фонтаном

Делафар чувствовал, что это правда. Ему тоже не суждено состариться. Двадцать пять лет – столько отпустило им провидение. Четверть века. Всего! Наверное, достаточно. Он не ощущал трагедии ухода, скорее, жажду новой встречи, которая непременно случится. Где, когда – неважно. Его томила жгучая темная страсть, мучило необъяснимое любопытство: а что же там, за порогом небытия? Между ним и Верой не было близости телесной, но возникло притяжение душ… Есть ли более эротическое влечение? Незримые нити любви, связывающие мужчину и женщину, протянулись от нее к нему… Или от него к ней…

Он полюбил звезду. А звезды обитают на небесах…

Делафар посмотрел на тяжелые, полные снега тучи и понял, что плачет. Это были слезы разлуки.

– Я найду тебя…

Чей это голос коснулся его щеки, словно теплое дыхание? Он обернулся, но не увидел ничего, кроме суровых, бледных от холода лиц, поднятых воротников, мокрых головных уборов…

Он не успел показать ей Чашу. Значит, все еще впереди… Время – ничто. Оно обманывает людей, которые не умеют распознавать его трюков…

Скоротечная болезнь длилась восемь суток. Медицинские светила города разводили руками. Все было испробовано, и ничего не помогало. Комната больной пропиталась запахами лекарств и камфарного спирта, у иконы горела лампадка…

Делафар пытался представить Веру в постели, в беспамятстве… Вместо этого перед ним возникали образы прекрасных женщин, которые она создала на экране, – нежных, любящих, неистовых в своем чувстве. В жизни она была другой… Хотя разве кому-нибудь достоверно известно, что такое жизнь? Она бывает причудливой, словно кружево, сплетенное сотнями нитей… Откуда они берутся, кто их обрывает? Может быть, просто меняется узор?

Утро того февральского дня ничем не отличалось от сумерек – та же серая пелена дождя, то же серое небо. Вечером Соборная площадь вместе с толпой людей погрузилась в темноту, только окна дома, куда были прикованы взгляды присутствующих, мерцали желтым лампадным светом. Кто-то выбежал из дома, рыдая, и толпа всколыхнулась, заволновалась. Пронесся шепоток: «Умерла… умерла…»

Делафар столько раз слышал слово «смерть», но только теперь окончательно убедился, что оно лишено смысла. Разве лежащее на смятых простынях бездыханное тело – и есть Вера? Она ушла, сбросив земные одежды – так же непринужденно, как сбрасывала сценические костюмы…

– Умерла… – звучало отовсюду. – Ее больше нет…

Дождь припустил сильнее. Делафар не ощущал холода, как не ощущали его собравшиеся на площади люди. Они не расходились, ждали чего-то…