Селфи с судьбой

Вдруг раздался какой-то звук, совершенно чужеродный и лишний в аквариумной тишине чайной, Ангел сильно вздрогнула и отодвинулась от Ильи. Оказывается, всё это время она почти дышала ему в шею!.. Не отрываясь от блокнота, он полез в карман, достал телефон, взглянул на экран, нажал кнопку и прижал аппарат плечом.

– Да, Галь, привет. Нет, всё нормально. Ты знаешь, раз я не звоню, значит, всё в порядке. Как у вас?..

Ангел поднялась и отошла. Женщина у него в трубке говорила довольно громко, и она не хотела слушать.

– Я пока не знаю. Ну, вскоре, вскоре. Что он делает?.. А ты что?..

…Он? Значит, есть не только матрёшка, но и ребёнок. А может, и не один! А ты что нафантазировала, дура? Вот дура!..

– Короче, Галечка, вы сами разбирайтесь. Я позвоню, и ты мне звони.

Илья положил телефон на стол, дописал и огляделся.

– Я тебя потерял, – сказал он Ангелу. И продолжал как ни в чём не бывало: – Самое скверное, что у меня нет никакого плана. То есть он был, но сейчас уже нет.

– А что, вас в ваших ментовских школах ничему не учат?.. Или ты учёбу пропил-прогулял? И вообще!.. Зачем тебе это? Посадили же какого-то терпилу, пусть сидит. Или ты решил, что я поверила во все эти сказки?!

– Какие сказки? – уточнил Илья Сергеевич.

– Ну, что ты ищешь, кто на самом деле виноват!

– Я никого не ищу. Я устанавливаю истину.

– Ври больше! – выкрикнула она. – Нашёл идиотку!.. Можно подумать!.. Бутылки он искал в комнате у Матвея! Как будто из бутылок можно выводы делать!.. Езжай домой, мальчик, тебя Галя заждалась!..

– Галя привыкла меня ждать, – проинформировал Илья. – Я не понял, что с тобой?

– Со мной?! Ничего, всё в порядке! Но я ненавижу, ненавижу, когда люди врут!..

– Тогда сама не ври, – попросил Илья и поднялся, засовывая в карман блокнот. – Росписи с рук смой. Краска слезает и мажется. У меня вчера все пальцы были синие. Нет у тебя никаких татуировок.

Ангел отступала на шаг и упёрлась спиной в буфетную стойку. Из задней двери выглянула девушка в колпачке и опять скрылась.

– Бирки магазинные с одежды оторви. Ты когда перешла в неформалы? Неделю назад? Или меньше?

– Дней десять, – выговорила она. Её светлые, почти белые глаза, густо подведённые чёрным, шарили по его физиономии.

– И вот это тоже спрячь, – пальцем он ткнул куда-то в область её рельефного бюста, и она прижала к груди ладони, защищаясь. – Это голубой топаз и бриллианты. Я видел такую штуку в «Картье». Она стоит миллион. Или два.

– Что ты делал в «Картье»?

Он улыбнулся – забавная девчонка.

– Я пил кофе в Пассаже. Рядом с витриной. Ты что, поссорилась с папой и решила стать готтом? Заплела косы, нарисовала на руках драконов, придумала себе кличку и купила кожаную куртку?

– Я не ссорилась с папой.

– Я ошибся. Ты поссорилась с любимым и решила радикально измениться.

Она беспомощно оглянулась, но поблизости не было никого, кто мог бы её спасти.

– Что… ты… о себе… возомнил? – начала было она, но профессор перебил:

– Так неинтересно.

Он похлопал себя по карманам.

– Нужно заплатить и идти. Где буфетчица?

– Я заплатила, – пролепетала Ангел. – Тут такая фишка, что нужно сразу платить.

Илья подал ей куртку с дурацкой белой биркой, пришпиленной к воротнику. Ангел дёрнула бирку, и леска порвалась.

– У тебя кругом ценники, – заметил Илья.

Они вышли на улицу. Солнце светило, в тени на траве лежал иней, и кучи листьев под липами сверкали растаявшими каплями. Воздух был прозрачный и острый, и в нём особенно отчётливо рисовались ветки деревьев, крыши купеческих домиков и крест колокольни.

– Я не стану ничего рассказывать, – заявила Ангел.

– Не рассказывай.

Она взглянула на него.

– Катерина! – вдруг закричал Илья и ускорил шаг. – Рад вас видеть. Вы случайно не из музея русской предприимчивости?..

Катерина оглянулась и остановилась. Она была в тёмных очках, нос прятала в глубокий меховой воротник.

– Боже мой, почему вы раздеты, Илья?.. Так похолодало!

– Мы в чайную ходили, здесь два шага.

– Господи, как можно в чайную после наших завтраков?! Я уговаривала Клавдию поехать со мной в Москву, а она ни за что не соглашается. Сходите в Воскресенскую церковь, ребята. Там такой чудесный батюшка служит. – Катерина взглянула на Ангела и вдруг переменила тон: – Что такое, девочка? Ты плачешь?..

– Нет, конечно! – возмутилась поэтесса, у которой от слёз двоилось и плыло в глазах.

Катерина достала из кармана шубки пакетик с салфетками и сунула ей в руку. Та схватила, но пока разворачивала, капля всё-таки упала на негнущуюся кожу куртки.

– Давайте вместе сходим, – предложил Илья. – Раз уж вам там понравилось.

– У меня дела, – сказала Катерина. – Неотложные и неприятные. Ничего не поделаешь.

Из-за угла вырулил Николай Иванович и стал приближаться, печатая шаг.

– Мне иногда кажется, что он за мной следит, – пробормотала Катерина и опять сунула нос в мех. – Я должна идти. Не огорчайся, – она погладила Ангела по руке. – Не огорчайся, девочка, правда. Если из-за всякой ерунды страдать, вся жизнь уйдёт на страдания. А времени… мало.

– Я не огорчаюсь, – глядя в асфальт, выговорила Ангел.

– Приходи ко мне пить чай. У меня есть лимон и коньяк.